Но что делать дальше? В британском лагере Ахмед не знал никого. Он посмотрел туда, где на вершине далекого хребта виднелся Гавилгур. Его прежние товарищи, Львы Аллаха, воевавшие на стороне Ману Баппу, должно быть, укрылись в крепости, но дядя, с которым Ахмед и приехал в Индию из далекой Аравии, погиб и лежал теперь в черной земле Аргаума. Да, мальчик знал других солдат. Знал и боялся. Они, другие, хотели, чтобы он служил им. И не только готовил пищу и чистил оружие. Только Шарп отнесся к нему дружелюбно, и вот теперь Шарп сам нуждался в помощи, а Ахмед не знал, как ему помочь. Подвязывая стремена, он пытался придумать выход.
Тот кругленький, седой, розовощекий англичанин, хозяин мерина, вроде бы друг Шарпа, но как объяснить, что случилось? И все же попробовать стоило. Ахмед развернулся, решив объехать лагерь по периметру, найти дорогу, которую англичане прокладывали в горы, и добраться до места, но уже через минуту его заметил офицер из пикета. Подъехав ближе, офицер увидел британский чепрак.
– Ты что здесь делаешь, приятель? – спросил он, предположив, что мальчишка выгуливает лошадь.
Ахмед испугался и пустился наутек.
– Вор! – крикнул офицер, устремляясь в погоню. – Стой! Держи вора!
Какой-то сипай направил на него мушкет, и Ахмеду пришлось сбить его с ног. Неподалеку паслись лошади, и он повернул к ним, перепрыгнул через ограждение, промчался по грядкам, взял с ходу еще одно препятствие, нырнул под деревья, продрался через кустарник, перелетел через высохший наполовину пруд и достиг наконец леса. Пикетчики не рискнули продолжать преследование и отстали, но из-за крестьянских хижин неслись недобрые крики. Ахмед потрепал серого по шее, проехал еще немного и повернул к краю леса. Впереди лежало примерно полмили открытого пространства, за которым снова начинался обещавший безопасность лес. Вот только выдержит ли усталая лошадь?
– Если будет на то воля Аллаха, – сказал Ахмед и пустил серого в галоп.
Преследователи, хотя и отстали, увидели беглеца, и с десяток всадников возобновили погоню. Кто-то выстрелил. Мальчик услышал хлопок мушкета, но пуля прошла далеко. Ахмед приник к шее серого, полностью положившись на инстинкт животного. Оглянулся только раз – сипаи приближались. Но тут его принял лес, и юный араб повернул на север. Потом срезал к западу. И снова на север. Углубившись в чащу, он придержал тяжело дышащего мерина, чтобы их не выдал стук копыт.
Прислушался. Где-то ржали кони. Преследователи были близко, потом голоса их стали удаляться. Может, лучше было бы сдаться? Наверняка кто-то из англичан знает его язык. Может быть, если он отправится на поиски друга Шарпа, туда, где они прокладывают дорогу, то потеряет время, и помощь опоздает? И что тогда? Положение отчаянное, и Ахмед совершенно не знал, как быть и что делать. В конце концов он решил вернуться в лагерь и повернул назад, навстречу преследователям.
И едва не наткнулся на дуло мушкета.
Человек, державший мушкет, был индийцем, и голову его защищал латунный шлем, какие обычно носили маратхи. Конь стоял в нескольких ярдах в стороне – всадник спешился, чтобы неслышно подобраться к Ахмеду.
Маратх усмехнулся.
Рискнуть? Пришпорить серого и положиться на удачу? Но вынесет ли усталый мерин? Мысль еще не успела оформиться, как из-за деревьев выехал второй маратх. Этот держал наготове кривой тулвар. За ним появился третий. И еще. И еще.
Всадники окружили юного араба.
И Ахмед, поняв, что запаниковал и подвел Шарпа, заплакал.
* * *
На взгляд Додда, из затеи Ману Баппу с поощрением за захваченное у британцев оружие ничего не вышло. За несколько дней добыча составила три старых ружья с фитильным замком, отобранных, очевидно, у охотников-шикари, один сломанный мушкет местного производства и хороший пистолет с саблей, снятые с подстреленного инженера. Ножен, конечно, не представили. Пока это было единственным и малоубедительным свидетельством попыток маратхов остановить продвижение неприятеля. Полковник ежедневно досаждал Ману Баппу просьбами позволить нанести удар по прокладывающим дорогу саперам, однако брат раджи упрямо отказывался выпустить полк из крепости.
Самому Додду покидать форт не возбранялось, но только для того, чтобы размять коня. Каждое утро полковник отправлялся к западной границе плато, хотя далеко от крепости не удалялся. За его голову была назначена немалая награда, и пусть неприятельская кавалерия не появлялась здесь уже давно, он все еще опасался засады. Держась на безопасном расстоянии и находясь под защитой маратхских всадников, Додд подолгу рассматривал в подзорную трубу британцев, копошащихся далеко внизу, как кучка муравьев. Работа шла споро, дорога расширялась и удлинялась, и однажды он увидел два батальона пехоты, устраивающих лагерь в верхней долине. На следующий день там появились три пушки, повозка с продовольствием, две телеги и четыре ящика с боеприпасами.
Полковник еще раз проклял нерешительность Ману Баппу: его Кобры без труда уничтожили бы этот пока еще слабый артиллерийский парк и на неделю, если не больше, расстроили планы британцев, однако князь позволял противнику продвигаться к его убежищу совершенно беспрепятственно. Дорога уходила все дальше, поднималась все выше, но на ней оставались еще крутые участки, где даже сотня человек не смогла бы протащить одно орудие. И все же день ото дня огневая мощь врага укреплялась, в парк доставлялись все новые пушки, и Додд знал: недалек тот час, когда британцы выйдут к плато, установят тяжелые осадные орудия и перекроют ведущий от скал к крепости узкий перешеек.
Ситуация менялась, но князь по-прежнему не желал предпринимать какие-либо активные действия.
– Мы остановим их здесь, – говорил он Додду, указывая на стены Гавилгура, только вот англичанин вовсе не разделял уверенности индийца в прочности и неприступности этих стен. Да, уверенности Баппу хватало, зато явно недоставало знаний современного осадного искусства.
Каждое утро, возвращаясь с прогулки по плато, полковник спешивался, передавал коня заботам одного из сопровождающих и проходил по перешейку пешком, стараясь предугадать действия наступающих, увидеть маршрут их глазами, предсказать развитие событий.
Да, место для атаки далеко не идеальное. Внешний форт защищали две высокие стены, и, хотя британцы без особого труда проделают в них бреши артиллерийским огнем, подниматься им придется по крутому склону и на глазах защищающихся. Уничтожить массивные круглые бастионы они не смогут – для этого требуется кое-что покрупнее двенадцати– и восемнадцатифунтовых орудий. С бастионов по ним будут бить пушки, ракеты и мушкеты. К тому же наступать британцам придется на узком участке, который будет все более сужаться по мере их приближения к бреши, где проход еще больше ограничит огромное водохранилище. Снова и снова проходя по маршруту, Додд ловил себя на том, что ему почти жаль тех, кто окажется здесь под огнем.
В сотне шагов от форта, на самом опасном для наступающих расстоянии британцы окажутся зажаты между краем скалы и резервуаром, в узкой горловине шириной не более двадцати шагов. Раз за разом останавливаясь на этом месте, полковник задирал голову, смотрел на крепостные стены и считал установленные там орудия. Двадцать две пушки. В нужный момент они ударят по врагу картечью, и к ним добавятся ружья, мушкеты и пистолеты. Даже если британцам удастся уничтожить несколько орудий, заменить их не составит особого труда, так что в любом случае неприятель столкнется с губительным продольным огнем. К тому же на пути к бреши их встретят арабы и гарнизон.