— Сегодня что, воскресенье? — спросил Томас одного из лучников.
— Вторник, — ответил тот, сняв шляпу из уважения к богослужению. — День святого Иакова.
Они подождали на краю пастбища у деревенской церкви. Ряд свежих могил говорил, что появление здесь солдат привело к смерти нескольких жителей. Но большинство селян, вероятно, убежало на юг или запад. Остались лишь двое. Старик, согнутый пополам работой, с белой бородой чуть ли не до земли, что-то шамкал священнику в отдалении, а маленький мальчик лет шести-семи пытался натянуть английский лук на забаву английским стрелкам.
Месса закончилась, и люди в кольчугах поднялись с колен и направились к шатрам и домам. Один из лучников, конвоировавших Томаса, зашел в расходящуюся толпу и вновь появился с несколькими людьми. Один выделялся высоким ростом и новой, отполированной до блеска кольчугой. На нем были высокие сапоги, зеленый плащ и меч с золотой рукоятью в ножнах, отделанных красной материей. Подобное щегольство не шло к его изможденному и мрачному лицу. Он был лыс, зато с раздвоенной бородой, которую заплел в косы.
— Это Скорсби, — шепнул один из лучников, и Томасу не пришлось гадать, кого из приближавшихся он имел в виду.
Скорсби остановился в нескольких шагах, и здоровенный лучник, арестовавший Томаса, усмехнулся.
— Дезертир, — с гордостью заявил он. — Говорит, что пришел из Бретани.
Скорсби сурово посмотрел на Томаса, а на Жанетте задержал взгляд. Ее изодранная одежда не скрывала крутых бедер, ворот платья был разодран, и Скорсби явно хотел увидеть больше. Как и Уилл Скит, он начал свою военную жизнь лучником и поднялся благодаря сообразительности. Томас догадался, что в душе этого человека не осталось сострадания.
Скорсби пожал плечами.
— Если дезертир, повесьте ублюдка. — Он улыбнулся. — Но его женщину мы задержим.
— Я не дезертир, — сказал Томас, — а эта женщина — графиня Арморика, родственница герцога Блуаского, племянника короля Франции.
Многие стрелки осклабились, услышав такую нелепицу, но Скорсби был осторожным человеком и учитывал состав собравшейся на краю церковного двора небольшой толпы. Среди зрителей было два священника и несколько рыцарей в плащах с гербами. Заявление Томаса зародило в уме командира некоторое сомнение. Нахмурившись, он посмотрел на Жанетту. На первый взгляд она была похожа на крестьянку, но, несмотря на свое загорелое лицо, отличалась благородной красотой, а остатки ее платья говорили о былой элегантности.
— Кто она? — переспросил Скорсби.
— Я уже сказал, кто она, — зло ответил Томас, — и могу сказать больше. У нее украли сына, а этот мальчик находится под опекой нашего короля. Она пришла за помощью к его величеству.
Томас торопливо перевел Жанетте сказанное, и, к его облегчению, она согласно кивнула.
Скорсби пристально посмотрел на Жанетту. Что-то в ее внешности усилило его сомнения.
— А ты почему с ней? — спросил он.
— Я ее спас.
— Он говорит, что спас вас, мадам, — по-французски сказал кто-то в толпе, Томасу не было видно, кто это. Говорившего окружали латники в бело-зеленых одеждах. — Это правда?
— Да, — ответила Жанетта и нахмурилась, не видя, кто ее спрашивает.
— Расскажите, кто вы, — потребовал невидимый голос.
— Я Жанетта, вдовствующая графиня Арморика.
— Кто был ваш муж?
Судя по голосу, спрашивавший был молод и очень самоуверен.
Жанетту возмутил тон вопроса, но она ответила:
— Анри Шенье, граф Арморика.
— И почему вы здесь, мадам?
— Потому что Карл Блуаский похитил моего сына! — сердито ответила Жанетта. — Ребенка, находящегося под покровительством короля Англии.
Молодой человек помолчал. Некоторые в толпе нервно отступили от окружавших его латников в бело-зеленых одеждах, и Скорсби встревожился.
— Кто взял его под это покровительство? — спросил голос.
— Уильям Богун, — ответила Жанетта. — Граф Нортгемптонский.
— Я верю ей, — сказал голос.
Латники расступились, и Томас с Жанеттой увидели говорившего. Это был едва ли не мальчик. Томас засомневался, начал ли он бриться, хотя юноша был высок ростом, даже выше Томаса, и латники заслоняли его лишь потому, что носили высокие белые плюмажи на шлемах. Он был светловолос, его лицо слегка опалило солнце, и на нем был зеленый плащ, простые штаны и льняная рубашка. Ничто в его внешности, кроме роста, не объясняло, почему все вдруг опустились на колени.
— На колени! — прошипел Скорсби Томасу, и тот в замешательстве опустился на одно колено.
Теперь на ногах оставались только Жанетта, юноша и его эскорт из восьми рослых латников.
Юноша взглянул на Томаса.
— Ты действительно пешком пришел из Бретани? — спросил он по-английски, хотя, как и у многих вельмож, в его английском сквозил французский акцент.
— Мы пришли вместе, мой господин, — по-французски ответил Томас.
— Зачем? — сурово спросил юноша.
— Искать защиты у короля Англии, который является покровителем сына моей госпожи, коварно взятого в плен врагами Англии.
Юноша окинул Жанетту тем же оценивающим взглядом, как до того глядел на нее Скорсби. Может быть, он еще и не брился, но знал толк в красивых женщинах.
— Добро пожаловать, мадам, — сказал юноша. — Я знал репутацию вашего мужа и восхищался им, и я сожалею, что никогда не получу возможности встретиться с ним в бою. — Он поклонился Жанетте, потом развязал свой зеленый плащ и, подойдя к ней, набросил ей на плечи, скрыв разорванное платье. — Заверяю вас, что к вам будут относиться с почтением, какого требует ваш ранг, и клянусь сдержать все обещания, данные Англией вашему сыну.
Он снова поклонился.
Жанетта, изумленная и обрадованная манерами молодого человека, задала вопрос, на который хотел получить ответ и Томас.
— Кто вы, мой господин? — спросила она, вежливо присев.
— Я Эдуард Вудстокский, мадам, — ответил тот, предложив ей руку.
Для Жанетты это имя ничего не значило, но оно изумило Томаса.
— Это старший сын короля, — шепнул он ей.
Жанетта упала на колено, но гладкощекий подросток поднял ее и повел к монастырю. Это был Эдуард Вудстокский, граф Честерский, герцог Корнуоллский и принц Уэльский. Колесо фортуны снова вознесло Жанетту ввысь.
* * *
К Томасу оно, похоже, осталось безразлично. Его все бросили. Жанетта ушла под руку с принцем и даже не оглянулась. До Томаса донесся ее смех. Он нянчился с ней, кормил ее, заботился о ней и любил ее, и вот, недолго думая, она его бросила, как что-то ненужное. Никому до него не было дела. Скорсби со своими людьми, отпуская шутки о повешении, ушли в деревню. Томас не знал, чего же теперь от него ждут.