— Значит ли это, что они будут караулить и нас? — спросил Томас.
Остров Уайт уже остался за кормой, корабль вышел в серое зимнее море.
— Они ждут не нас, нет, не нас. Они знают «Урсулу», можете не сомневаться, — ухмыльнулся капитан, беззубый человек с лицом, изъеденным оспой, — они знают нас и любят.
Из этого можно было заключить, что капитан платил дань морским грабителям из Шербура и Картре. Но вот Нептуну или тому духу, который властвует над зимними ветрами, он дани не платил, хотя и твердил, будто обладает особым чутьем на ветры и волны, заверяя, что погода будет спокойной. «Урсулу» раскачивало, как подвешенный на балке колокол: вверх-вниз, вверх-вниз. Качка оказалась столь сильной, что груз в трюме с громыханьем швыряло от стенки к стенке. Вечернее небо было темным, как смерть, волны вскипали бурунами. Капитан, вцепившийся в рулевое весло, заметил с ухмылкой, что все это такие мелочи, какие доброму христианину и замечать-то не пристало. Однако остальные моряки из его команды либо касались распятия, прибитого к одной-единственной мачте, либо склонялись перед находившейся на юте маленькой ракой с грубым, украшенным яркими лентами деревянным изваянием. Считалось, что это святая Урсула, покровительница кораблей, и Томас сам вознес ей молитву, скрючившись в тесном носовом трюме, но молитвенное настроение нарушалось тем, что швы палубных досок разошлись и всех находившихся снизу поливала смесь дождя и переплескивавшейся через борта морской воды. Трое лучников страдали от морской болезни, и даже Томас, ранее дважды пересекавший Ла-Манш, выросший среди рыбаков и в детстве целыми днями пропадавший на их лодчонках, чувствовал себя неважно. А вот Робби, который никогда прежде на море не бывал, чувствовал себя превосходно и интересовался всем, что происходило на борту.
— Этот корабль идет слишком быстро, — прокричал он, перекрывая шум, — поэтому нас так и качает.
— Ты, я вижу, здорово разбираешься в кораблях, — заметил Томас.
— Ну, это же очевидно.
Томас попытался заснуть. Укрывшись своим промокшим плащом, он свернулся клубочком и лежал неподвижно, насколько позволяла качка, и, как ни странно, действительно ухитрился вздремнуть. Правда, ночью он просыпался не меньше дюжины раз, всякий раз гадая, где это он, а сообразив, задавался вопросом: подойдет ли эта ночь к концу и удастся ли ему хоть чуточку согреться?
Рассвет был безнадежно серым, и холод пробирал Томаса до костей, но команда заметно приободрилась, ибо ветер стих и море, хоть и угрюмое, больше не ярилось. Длинные, прочерченные пеной волны вздымались и лениво падали вокруг зловещего вида утесов, служивших приютом для мириад морских птиц. Другой суши вокруг видно не было.
Капитан, тяжело ступая по палубе, остановился рядом с Томасом.
— Каскеты, — сказал он, кивнув на скалы. — Уйма морячек остались вдовами из-за этих старых утесов.
Он перекрестился, сплюнул наудачу через планшир, а потом поднял взгляд на расширявшийся просвет между облаками.
— А мы хорошо идем, благодарение Господу и святой Урсуле. — Моряк вопросительно взглянул на Томаса. — И какого черта ты забыл на этих островах?
Юноша хотел было измыслить какой-нибудь предлог, скажем, отговориться семейными обстоятельствами, но потом решил, что правда может оказаться полезнее.
— Мы хотим перебраться оттуда в Нормандию, — признался он.
— В Нормандии не больно жалуют англичан, особливо с прошлого года, с тех пор как наш король побывал у них в гостях.
— Я тоже был там.
— Ну, тогда ты знаешь, почему французы нас не любят.
Бесспорно, капитан был прав. Англичане перебили в окрестностях Кана тысячи людей и выжгли все поля, фермы, мельницы и деревни далеко на восток и север. Такой способ ведения войны жесток, но только так можно было убедить врага выйти из крепостей и дать сражение. Надо полагать, граф де Кутанс опустошал земли Эвека по той же причине, в надежде, что мессир Гийом выйдет из-за каменных стен, чтобы защитить свое добро. Другое дело, что с его девятью бойцами мессиру Гийому нечего было и думать о том, чтобы встретиться с графом в открытом сражении.
— У нас есть дело в Кане, — признался Томас, — если, конечно, нам вообще удастся добраться до этого места.
Капитан задумчиво поковырял в носу.
— Поищи «Troy Frairs», — сказал он.
— Что поискать?
— «Troy Frairs», — повторил моряк. — Это суденышко, оно вроде так называется. По-французски. Пустяшное корыто, не больше этой лохани.
Он указал на маленькую просмоленную рыбачью лодку, с борта которой двое рыбаков бросали в волнующееся море возле Каскетов отягощенную грузилами сеть.
— На «Troy Frairs» заправляет один малый по прозванию Гадкий Питер. Он может доставить тебя в Кан, а может быть, в Картре или Шербур. Только не рассказывай, кто надоумил тебя к нему обратиться. Я тебе ничего не говорил.
— Ну, конечно, само собой, — пообещал Томас, решивший, что Гадкий Питер, скорее всего, является капитаном или владельцем корабля, называющегося на самом деле «Les Trois Freres» [9] . Глядя на рыбачью лодку, он подумал о том, как нелегко, должно быть, добывать средства к существованию в этом суровом море. Если уж тебе выпало жить у воды, так куда легче и выгоднее перевозить контрабандой шерсть из Англии в Нормандию, а обратно доставлять французское вино.
Все утро они плыли на юг, пока наконец не зашли в гавань. К востоку лежал совсем маленький островок, к западу — другой, побольше, называвшийся Гернси, и хотя над обоими поднимались дымки очагов, сулившие кров, тепло и горячую пищу, ветер переменился. «Урсулу» отогнало от берега, и ей пришлось простоять весь день на якоре под сенью возведенного на скалистом острове замка. В конце концов Томаса, Робби и отца Паскаля доставил на берег весельный ялик. Они наконец-то смогли укрыться от холода в таверне: погреться у большого очага, насыщаясь ухой с черным хлебом и запивая все это водянистым элем. Ночевали на мешках, набитых соломой, в которой кишели вши.
Минуло целых четыре дня, прежде чем Гадкий Питер, настоящее имя которого было Пьер Савон, вошел в гавань, и еще два, прежде чем он, приняв на борт груз шерсти, за которую не собирался платить никаких пошлин, выразил готовность отплыть обратно. Капитан обрадовался пассажирам, хотя запросил с Томаса и Робби такую плату, что они почувствовали себя ограбленными. Зато отца Паскаля капитан согласился взять на судно бесплатно, заявив, что, коль скоро тот нормандец и священник, стало быть, Господь отметил его дважды, а посему присутствие такой особы будет хранить «Les Trois Freres» от любых бед.
Господь, должно быть, и правда возлюбил священника, ибо послал им мягкий западный ветер, ясное небо и спокойное море. Казалось, что «Les Trois Freres» летел к реке Орне на крыльях. Во время утреннего прилива они поднялись по реке к Кану, причалили и сошли на берег. Отец Паскаль на прощание благословил Томаса и Робби, а затем подобрал полы своей поношенной рясы и зашагал на восток, к Парижу. А два друга, таща на закорках увесистые тюки с кольчугой, оружием, стрелами и одеждой, двинулись через город на юг.