— Откуда ты знаешь? — спокойно спросил Бела.
— Да уж знаю, — хрипло ответил сэр Джеффри.
Стряпчий отложил перо.
— Сядь, — велел он Пугалу, — и скажи мне, чего ты хочешь.
— У меня два желания, — промолвил сэр Джеффри, снова усевшись. — Во-первых, мсье, я приехал в этот чертов городишко, чтобы разжиться деньжатами, но оказалось, что добыча тут скудная. Чертовски скудная. Беда в том, что мои соотечественники грабили Бретань месяцами, и теперь на расстоянии дня пути отсюда трудно найти захудалую ферму, которая не была бы сожжена, не говоря уж о такой, где было бы чем поживиться. Ну а ехать дальше — это значит рисковать нарваться на вражеские патрули.
За стенами крепостей Бретань представляла собой поле беспрерывных стычек. Повсюду рыскали большие и малые отряды, и Пугало быстро сообразил, что в столь суровом краю состояния не заработать.
— Итак, деньги — это первое, чего ты хочешь, — язвительно промолвил Бела. — А второе?
— Убежище, — сказал сэр Джеффри.
— Убежище?
— Я хочу находиться под твоим кровом, когда Карл Блуа займет этот город.
— Не могу понять почему, — сухо отозвался Бела, — но в этом, конечно, тебе отказа не будет. А что касается денег, — он облизал губы, — то сперва надо посмотреть, насколько верны твои сведения.
— А если они верны?
Бела немного подумал.
— Семьдесят экю, — предложил он. — Ну, в крайнем случае, восемьдесят.
— Семьдесят экю? — Пугало умолк, переводя эту сумму в фунты, а потом сплюнул. — Всего десять фунтов! Нет! Мне нужно сто фунтов, и я хочу получить их в монете, отчеканенной в Англии.
Они сговорились на шестидесяти английских фунтах. Бела обещал заплатить их, когда получит доказательство, что сэр Джеффри сказал ему правду, то есть подтверждение тому, что Томас из Хуктона действительно поведет людей в Ронселет и что они отправятся туда в канун дня Святого Валентина, через две недели с небольшим.
— Почему так не скоро? — поинтересовался Бела.
— Ему нужно больше людей. Сейчас у Хуктона всего полдюжины солдат, и он пытается уговорить других отправиться вместе с ним. Уверяет, будто в Ронселете можно раздобыть золото.
— Если тебе нужны деньги, — язвительно спросил стряпчий, — то почему ты не едешь вместе с ним?
— Мне и здесь неплохо.
Бела откинулся назад в кресле и сложил домиком бледные длинные пальцы.
— И это все, чего ты хочешь? — спросил он англичанина. — Денег и убежища?
Пугало встал, пригнув голову под низкими балками комнаты.
— Ты дашь мне и то и другое.
— Может быть, — уклончиво сказал Бела.
— Я дам тебе то, чего хочешь ты, — повторил сэр Джеффри, — а ты дашь мне то, чего хочу я.
Он направился к двери, но остановился, потому что законник вдруг его окликнул.
— Ты сказал — Томас из Хуктона? — переспросил Бела с явным интересом.
— Томас из Хуктона, — подтвердил Пугало.
— Спасибо. — Хозяин взглянул вниз, на только что развернутый им свиток, где, видимо, нашел имя Томаса Хуктона, во всяком случае, он ткнул в какое-то место пальцем и улыбнулся. — Спасибо тебе, — сказал законник еще раз, после чего, к изумлению сэра Джеффри, достал из сундука рядом с письменным столом маленький кошелек и подтолкнул его к Пугалу. — За это известие, сэр Джеффри, я действительно тебе благодарен.
Выйдя во внутренний двор, Пугало проверил содержимое кошелька и установил, что разбогател на десять английских фунтов золотом. Десять полновесных фунтов за одно лишь упоминание имени Томаса? Да уж, этот малый и вправду заслуживает внимания. Нет, чутье не подвело его, и визит к чертову законнику оказался прибыльным. Крючкотвор уже раскошелился, а в будущем выложит еще больше золотишка.
Одно плохо: этот проклятый дождь шел не переставая.
* * *
Томас убедил Ричарда Тотсгема не посылать очередное послание королю, а от имени Скита обратиться к графу Нортгемптону, одному из вождей осаждавшей Кале армии. В письме он напомнил его светлости о своей последней победе и захвате Ла-Рош-Дерьена, подчеркнув, что если гарнизон не будет усилен, то это может оказаться напрасным. В письме, продиктованном в основном Ричардом Тотсгемом и скрепленном вместо подписи крестом, поставленным сэром Уильямом Скитом, утверждалось, и отнюдь не безосновательно, что Карл Блуа собирает в Рене новое, сильное войско.
«Ричард Тотсгем, — писал Томас, — который посылает твоему светлости смиренное приветствие, полагает, что армия герцога Карла уже насчитывает тысячу тяжеловооруженных конников, и это при вдвое большем числе арбалетчиков и прочих пехотинцев, тогда как в нашем гарнизоне едва наберется сотня здоровых солдат. Твой родич, сэр Томас Дэгворт, находящийся в недельном переходе отсюда, может собрать не более шести или семи сотен человек…»
Сэр Томас Дэгворт, английский командующий в Бретани, был женат на сестре графа Нортгемптона, и Тотсгем надеялся, что чувство семейной гордости заставит графа помочь шурину избежать поражения. Стоило Нортгемптону прислать лучников из отряда Скита, только одних лучников, без ратников, и это удвоило бы число стрелков на стенах Ла-Рош-Дерьена и позволило англичанам сопротивляться с надеждой на успех.
Письмо содержало мольбу прислать одних только пеших стрелков, без конницы, да и этих Тотсгем клялся вернуть в Кале, как только Карл Блуа будет отброшен. Уже продиктовав это, он сообразил, что простому обещанию никто не поверит, и велел написать, что клянется вернуть лучников «именем Пресвятой Девы и святого Георгия». Описание армии Карла Блуа в целом соответствовало действительности. Шпионы, получавшие деньги от англичан, исправно снабжали их сведениями, которые сам герцог всячески стремился довести до сведения врагов, ибо чем очевиднее становилось его численное превосходство, тем меньше надежд оставалось у гарнизона Ла-Рош-Дерьена. Карл Блуа уже собрал почти четыре тысячи человек, и его армия продолжала расти. Механики герцога соорудили девять больших осадных машин, которым предстояло громить камнями города и крепости, удерживаемые англичанами. Городку Ла-Рош-Дерьен предстояло первым испытать мощь этих машин на себе, и мало кто надеялся, что он продержится больше месяца.
— Ходят слухи, — кисло промолвил Тотсгем, кончив диктовать письмо, — будто ты затеваешь набег на Ронселет. Надо полагать, это враки?
— Куда-куда? — Томас сделал вид, будто не расслышал название. — Не на Ронселет, сэр, а на Ростренен.
Тотсгем воззрился на Томаса с недоверием и холодно сказал:
— В Ростренене нет ничего заслуживавшего внимания.
— Я слышал, что там полно провизии, — заметил Хуктон.
— Тогда как в Ронселете, — продолжил Тотсгем, как будто Томас ничего не говорил, — по слухам, содержится сын графини Арморика.