Тогда как раз — после ухода в отставку всеми любимого Джона Хэмметта, ныне лорда Корнуорти, — сформировать кабинет было поручено его зятю, Эдварду Ферриеру. Для политика он был молод — ему еще не исполнилось и пятидесяти. Так вот, профессор Маклаод сказал тогда: «Ферриер когда-то у меня учился. Он человек надежный».
Вот и все, но для Эркюля Пуаро этого было достаточно. Если уж Маклаод считал кого-то надежным, то перед этой рекомендацией меркли все восторги избирателей и прессы.
Впрочем, в данном случае и Маклаод, и общественное мнение были единодушны. Эдвард Ферриер был надежным — не блестящим оратором или интеллектуалом, а именно надежным, разумным человеком, впитавшим лучшие британские традиции. Он женился на дочери Хэмметта и долгие годы был его правой рукой. Кому же, как не ему, вести страну по пути, намеченному Джоном Хэмметтом.
А Джон Хэмметт был любим народом и прессой. Он олицетворял все столь ценимые англичанами добродетели.
О нем говорили: «Хэмметт малый честный, сразу видать».
О его простоте и любви к садоводству ходили анекдоты Поношенный плащ Хэмметта, с которым он не расставался, был сравним с трубкой Болдуина [33] и зонтиком Чемберлена [34] . Он был символом английской погоды, английской предусмотрительности, английской привязанности к старым пожиткам Кроме того, Хэмметт был неплохим оратором, немного грубоватым — как раз в британском вкусе.
Его речи были построены на простых и сентиментальных истинах, глубоко укорененных в сердце каждого англичанина. Иностранцы иногда критикуют эти истины за то, что они чересчур благородны, до лицемерия… Но Джон Хэмметт действительно был благороден — ему было свойственно то ненавязчивое скромное благородство, которому учатся на спортивных площадках частных школ.
Кроме того, он был видным мужчиной: высоким, крепким, светловолосым, с ясными синими глазами. Поскольку мать Хэмметта была датчанкой, а сам он много лет был Первым лордом Адмиралтейства [35] , ему дали прозвище «Викинг». Когда ему по состоянию здоровья пришлось оставить свой пост, все с трепетом ждали, кто придет ему на смену. Блестящий лорд Чарлз Делафилд? Чересчур блестящ — Англии это ни к чему. Эвен Уитлер? Умен — но, пожалуй, несколько неразборчив в средствах. Джон Поттер? Грешит диктаторскими замашками, а тиранов нам тут совсем не надо, благодарим покорно. Одним словом, все вздохнули с облегчением, когда в должность вступил скромняга Эдвард Ферриер. Отличная кандидатура. Натаскан Стариком, женат на его дочери — в общем, достойный продолжатель его дела.
Пуаро с интересом приглядывался к нему: стройный, темноволосый. Премьер выглядел смертельно усталым.
— Возможно, мосье Пуаро, — произнес Ферриер своим приятным низким голосом, — вам знаком еженедельник «Рентгеновский луч»?
— Мне приходилось его видеть, — чуть смущенно признался Пуаро.
— В таком случае вы в общих чертах представляете, что там можно обнаружить. Полуклеветнические утверждения, смутные намеки на некие таинственные события.
Что-то соответствует действительности, что-то не совсем, но все подается под острым соусом. Однако иногда… Иногда дело обстоит хуже, — помедлив, добавил он изменившимся голосом.
Пуаро промолчал.
— Вот уже две недели, — продолжал Ферриер, — они публикуют намеки на грядущее разоблачение «в высших политических кругах», связанное с коррупцией и злоупотреблением служебным положением.
— Обычный дешевый трюк, — пожал плечами Пуаро. — Когда дело доходит до самих разоблачений, любители сенсаций бывают сильно разочарованы.
— Эти разоблачения их не разочаруют, — сухо заметил Ферриер.
— Так вы представляете, что это будут за разоблачения? — уточнил Пуаро.
— Достаточно хорошо представляем.
Помолчав, Эдвард Ферриер тщательно и подробно ввел Пуаро в курс дела.
Рассказанная им история весьма впечатляла. Беззастенчивые интриги, бесцеремонные подтасовки, разбазаривание партийных денег — вот в чем обвиняли бывшего премьера, Джона Хэмметта. Читателю собирались преподнести образ бесчестного негодяя, обманувшего доверие народа и использовавшего служебное положение для того, чтобы сколотить себе огромное состояние.
Премьер умолк. Министр внутренних дел испустил тоскливый стон и неожиданно выпалил:
— Это чудовищно! Просто чудовищно! Мерзавца Перри, издающего этот гнусный листок, расстрелять мало!
— Эти, так сказать, откровения должны появиться в «Рентгеновском луче»? — поинтересовался Пуаро.
— Да.
— И что вы собираетесь предпринять?
— Это нападки лично на Джона Хэмметта, — протянул Ферриер. — Ему решать, подавать ли на газету в суд за клевету.
— Так будет он подавать в суд?
— Нет.
— Почему?
— Возможно, именно этого «Рентгеновский луч» и добивается. Это же отличная реклама, причем бесплатная.
Они будут твердить, что все публикации — просто беспристрастное обсуждение проблемы и что все, о чем написано в газете, — чистая правда. Главное — привлечь внимание.
— Но если решение будет не в их пользу, им придется заплатить огромный штраф.
— В том-то и штука, что до штрафа дело, возможно, не дойдет.
— Почему?
— Полагаю, что… — чопорно начал сэр Джордж, но Эдвард Ферриер тут же его перебил:
— Потому что то, что они собираются опубликовать, правда.
В ответ на столь непарламентскую откровенность сэр Джон Конвэй снова застонал.
— Эдвард, дружище, — воскликнул он, — не собираетесь же вы признать…
По усталому лицу Эдварда Ферриера скользнуло подобие улыбки.
— К сожалению, Джордж, — сказал он, — бывают случаи, когда приходится говорить правду. Сейчас именно такой случай.
— Все это, как вы понимаете, строго конфиденциально, мосье Пуаро, — поспешил напомнить сэр Джордж. — Ни слова…