– Белый кристаллический порошок, любому читателю детективной литературы знакомый и понятный. Если это окажется новым сортом патентованного зубного порошка – буду крайне огорчен и раздосадован.
– Где ты нашел бутылочку?
– Тайна!
Больше у него ничего нельзя было выведать ни упрашиваниями, ни упреками.
– Вот и гараж, – сказал он. – Будем надеяться, что наш храбрый «Хиспано» не подвергся здесь никаким унижениям.
Служащий гаража предъявил им счет на пять шиллингов, сделав какие-то неопределенные замечания об открутившихся гайках. Бандл заплатила ему с милой улыбкой.
– Приятно иногда осознавать, что у нас есть деньги, которые можно выбросить на ветер, – шепнула она Джимми.
Втроем они стояли на дороге, молча обдумывая положение.
– Знаю! – осенило Бандл.
– Что знаешь?
– Помните ту перчатку, что нашел суперинтендант Баттл… полусгоревшую?
– Конечно!
– Ты, Джимми, говорил, что он попросил тебя примерить ее?
– И она оказалась мне велика. Подтверждается мысль, что он был крупным парнем, этот здоровяк, который ее носил.
– Совершенно не то, что меня беспокоит. Бог с ней и ее размером! Джордж и сэр Освальд тоже были там, так?
– Так!
– Он мог бы дать ее примерить кому-нибудь из них?
– Без сомнения.
– Не дал же! Он выбрал тебя! Джимми, ты понимаешь, что это значит?
Мистер Тесайгер в недоумении уставился на нее:
– Извини, Бандл, наверное, мой веселый старый котелок варит не так быстро, и я не могу дотумкать, о чем ты говоришь.
– Лорейн, а ты понимаешь?
Лорейн с интересом посмотрела на Бандл, но отрицательно покачала головой:
– Какое это имеет значение!
– Еще какое! Как вы не понимаете?.. У Джимми правая рука была перевязана!
– Господи, Бандл, – медленно произнес Джимми. – Теперь это и мне кажется странным. Перчатка же на левую руку, но Баттл про это ничего не сказал!
– Именно! Раз у тебя правая рука забинтована, то выглядело естественным, что ты примерил перчатку на левую, незабинтованную. Этим было отвлечено внимание всех, какая перчатка – левая или правая. Никто бы ничего не вспомнил! Никаких бы доказательств, что левая! И о размере он ничего не упоминал, чтобы еще более все затуманить. Но я абсолютно уверена, что человек, стрелявший в тебя, держал пистолет в левой руке!
– Искать левшу? – задумалась Лорейн.
– Добавлю еще кое-что. Перебирая клюшки для гольфа, Баттл искал такую клюшку, которая для левши!
– Господи! – воскликнул Джимми.
– Что такое?
– Весьма любопытно!
И Джимми пересказал состоявшуюся накануне беседу за чаем.
– Получается, сэр Освальд Кут амбидекстральный? – предположила Бандл.
– Вспоминаю тот вечер в Чимниз… ну, когда умер Джерри Уэйд… я смотрел, как они играли в бридж, и удивлялся – странно как-то сдают карты… потом понял, что карты сдавали левой рукой. Не могу точно утверждать, но, кажется, это был сэр Освальд!
Все трое переглянулись, Лорейн покачала головой:
– Сэр Освальд Кут! И карты, и перчатка… Это невозможно! Совпадение – не более. Какая ему, миллионеру, корысть влезать в то, что связано с убийствами?
– Выглядит глупо, – согласился Джимми. – И все же.
– У «номера седьмого» собственные методы работы, – тихо процитировала Бандл. – Вдруг именно таким образом сэр Освальд делает свое состояние?
– Зачем было устраивать всю эту комедию в аббатстве, если у него уже эта формула на его собственных заводах?
– Объяснимо! – не согласилась Лорейн. – Та же самая причина, о которой мы говорили, обсуждая О’Рурка, – отвести подозрение от себя и направить их на другого.
Бандл нетерпеливо закивала:
– Все сходится! Подозрения падают на Бауэра и графиню. Кому в голову придет заподозрить в чем-то сэра Освальда Кута?
– Интересно, пришло ли это в голову Баттлу? – медленно произнес Джимми.
И тут давнее воспоминание возникло в мозгу Бандл. Суперинтендант Баттл снимает лист плюща с пальто миллионера.
Подозревал ли это Баттл уже тогда?
– Мистер Ломакс, милорд!
Лорд Катерхэм вздрогнул от неожиданности. Полностью поглощенный изучением своего левого запястья, он не слышал, как по мягкому дерну к нему подошел дворецкий. Вздрогнув, посмотрел на Тредуэлла скорее с грустью, чем с раздражением.
– Вам за завтраком, Тредуэлл, было сказано, что сегодня утром я буду чрезвычайно занят.
– Да, милорд, но…
– Идите и скажите мистеру Ломаксу, что вы ошиблись, что я ушел в деревню, что я лежу с приступом подагры, или, если это не убедит Ломакса, скажите, что я умер, наконец!
– Мистер Ломакс, милорд, уже заметил вашу светлость, когда подъезжал.
Лорд Катерхэм тяжело вздохнул:
– Хорошо, Тредуэлл, я иду.
Для лорда Катерхэма была характерна покладистость в необходимости возвращаться от уединенных занятий к реальности, и Ломакса он приветствовал с беспримерной сердечностью:
– Мой дорогой друг, рад видеть вас! Несказанно рад! Присаживайтесь! Налейте себе чего-нибудь. Да это просто замечательно, что вы заглянули.
И, подтолкнув Джорджа к большому креслу, он сел напротив и нервно прищурился.
– Мне потребовалось увидеть вас по очень личному делу, – начал Джордж.
– О! – тихо произнес лорд Катерхэм, и сердце его упало, в то время как мозг лихорадочно перебирал все ужасные перспективы, которые могла скрывать за собой эта простая фраза. Неужели на него, лорда Катерхэма, падает подозрение?..
Ерунда какая-то, однако.
– По очень важному делу, – повторил Джордж с многозначительным ударением.
Сердце лорда Катерхэма провалилось глубоко, как никогда. Он почувствовал, что сейчас ему предстоит услышать нечто худшее, чем можно себе представить.
– Да? – сказал лорд Катерхэм, отважно стараясь казаться беззаботным.