– Нет, милорд, – ответил Шарп. Он привык думать, что его новый полк состоит сплошь из неудачников, на которых правительство даже не пожелало тратить добрую алую материю, заменив ее зеленой.
– Они очень умны, – с воодушевлением воскликнул адмирал. – Это качество не слишком ценится среди военных, но иногда иметь светлые мозги весьма небесполезно. – Нельсон взглянул на Шарпа и заметил крошечные синеватые шрамы на изуродованной щеке. – Старые пороховые отметины, мистер Шарп. И вы до сих пор состоите в чине прапорщика? Не обидитесь, если я предположу, что начинали вы простым солдатом?
– Так и есть, милорд.
– Примите мое искреннее восхищение! – воскликнул адмирал. – Должно быть, вы незаурядный человек, мистер Шарп.
– Вовсе нет, милорд, – отвечал Шарп. Ему хотелось сказать, что из них двоих незаурядным человеком можно назвать именно Нельсона, но нужные слова не шли с языка.
– Вижу, вы скромны, мистер Шарп, а вот это мне не по нраву, – неожиданно заявил адмирал. Шарп с удивлением обнаружил, что разговаривает с адмиралом наедине. Капитаны стояли у правого борта, а Нельсон прохаживался вдоль левого. Дюжина матросов, искоса поглядывая на Нельсона, разбирали переборки в адмиральской каюте. – Я не слишком жалую скромность, – продолжил Нельсон, поражая Шарпа своей искренностью, – хотя, наверное, вас это удивит? Обычно скромность числят среди добродетелей, но вряд ли она пристала воину. Мы с вами, Шарп, выбились из низов и вряд ли достигли бы многого, скрывая наши таланты. Я сын деревенского священника, но смотрите, кем я стал. – Адмирал показал на неприятельский флот, затем коснулся четырех бриллиантовых звезд слева на кителе. – Гордитесь тем, что свершили, – промолвил адмирал, – и всегда стремитесь превзойти себя.
– Слушаюсь, милорд.
– Впрочем, – резко прервал адмирал сам себя и снова показался Шарпу удивительно ранимым, – мне уже не к чему стремиться. Приведя сюда эти эскадры, я завершил дело своей жизни. Если я уничтожу их, – Нельсон показал на вражеские линкоры, которые выстроились вдоль горизонта на востоке, – Бонапарт никогда не посмеет вторгнуться в Британию. Мы запрем зверя внутри континента, и тогда с ним придется разбираться бедному солдату. – Адмирал улыбнулся. – Вашему брату придется потрудиться, но мне говорили, что трудностями вас не испугать. Вы должны ненавидеть француза, словно самого дьявола! – Впервые в голосе адмирала появились стальные нотки. – И не позволяйте себе подобных сантиментов, мистер Шарп, – виновато добавил он и повернулся к капитанам. – Я больше не вправе удерживать капитана Чейза вдали от его корабля. Да и вам скоро пора, Блэквуд.
– Я немного задержусь, милорд, если не возражаете? – спросил капитан «Эуриалуса».
– Разумеется. Спасибо, что пришли, Чейз, хотя у вас хватало своих забот. Не откажетесь принять в дар эти апельсины? Совсем свежие, с Гибралтара.
– Почту за честь, милорд.
– Это вы оказали мне честь своим визитом, Чейз. Помните: к самому борту и палите, что есть мочи! Они еще запомнят британские пушки!
Чейз спускался на баркас словно зачарованный. Сетка с апельсинами, которых хватило бы, чтобы накормить целый батальон, лежала на дне. Некоторое время капитан сидел молча, но наконец не выдержал.
– Что за человек! – воскликнул он. – Что за человек! Бог мой, сегодня мы им покажем!
– Аминь, – раздался голос Хоппера.
– Славьте Создателя, – заключил Задира.
– Как вам адмирал, Шарп? – спросил Чейз.
Не находя слов, Шарп покачал головой.
– Как вы недавно сказали, сэр? Готовы следовать за ним в пасть дьяволу? Так вот, я готов отправиться за адмиралом к дьяволу в брюхо!
– И уж если нас ведет такой человек, – подхватил Чейз, – в сегодняшнем сражении мы не оставим от лягушатников мокрого места!
Впрочем, когда оно начнется, по-прежнему никто не ведал. Британские корабли продвигались навстречу противнику со скоростью груженных сеном барж. С тех пор как они с Чейзом вернулись на «Пуссель», прошел час, и Шарп уже решил, что им никогда не достичь неприятельской цепи. Когда он почти уверился в этом, франко-испанский флот повернул на север в последней попытке укрыться в Кадисе. Британская эскадра при слабом ветре продолжала преследовать неприятеля. Казалось, будто сами небеса затаили дыхание перед битвой.
Оркестрик «Пуссели», возмещавший недостаток умения искренним рвением, сыграл «Сердцевину дуба», «Нэнси Доусон», «Славься, Британия», «Чарку бренди» и еще добрую дюжину мелодий, большинство из которых Шарп слышал впервые. Матросы, напротив, охотно подхватывали знакомые слова, иной раз весьма грубые, нимало не смущаясь присутствием на шканцах леди Грейс. Во время исполнения одной особенно непристойной песенки лорд Уильям счел нужным выразить капитану свое недовольство. Однако Чейз отвечал, что не собирается урезонивать своих матросов, учитывая, что ждет их впереди.
– Ваши светлости могут укрыться в трюме прямо сейчас, – предложил Чейз.
– Я ничуть не оскорблена, капитан, – заявила леди Грейс. – Я знаю, когда следует притвориться глухой.
Лорд Уильям нацепил шпагу и заткнул за пояс длинноствольный пистолет. Его светлость стоял у правого борта и всматривался в колонну адмирала Коллингвуда в миле к югу. Трехпалубный «Ройял Соверен» с блестящим медным днищем значительно опережал прочие корабли в линии, поэтому между ним и остальными линкорами образовался разрыв.
Казалось, французские и испанские корабли ничуть не приблизились, но, поднеся к глазам подзорную трубу, Шарп смог четко разглядеть их корпуса. Неприятель не поднимал флагов, не открывал орудийные порты, хотя до битвы оставались считанные часы. Некоторые вражеские линкоры были выкрашены черно-желтой краской, как и британские боевые корабли, другие – черной, черно-белой и даже красной. Лейтенант Хаскелл заметил, что попытки неприятеля сформировать строй выглядят жалко. Даже Шарп видел, как велики разрывы между вражескими линкорами. Франко-испанский флот маячил на горизонте, словно неуклюжая глыба. Среди прочих линкоров выделялся «Сантисима Тринидад» – по словам Хаскелла, самый большой корабль в мире, несущий сто тридцать пушек. Его корпус высился, словно утыканная орудиями скала. Шарп попытался найти «Ревенан», но не смог узнать его среди скопища черно-желтых бортов.
Матросы писали прощальные письма и завещания прямо на орудийных стволах. Грамотой владели немногие, поэтому большинство диктовали свои послания товарищам. Ветра не было, но высокие волны, набегавшие с запада, качали корабль не хуже свежего бриза. Волны казались Шарпу убегавшими вдаль зелеными холмами.
– Кажется, не миновать шторма, – заметил Чейз.
– Шторма?
– Ненавижу эту мертвую зыбь, да и небо выглядит зловеще, – поежился Чейз и поднял голову. Синеву над головой прорезали белые перистые облака, но вдали уже показались первые грозовые тучи. – Впрочем, учитывая то, что нам предстоит, шторм мог бы и повременить.