– Самодовольство! – с оскорбительной резкостью воскликнул Тед Латимер.

– Самодовольство?.. – с сомнением, без оттенка раздражения произнесла Мери, пытаясь разумно и здраво оценить это обвинение. – Да, – согласилась она. – Я понимаю, возможно, мы производим именно такое впечатление.

– Именно такое. Вы пользуетесь всеми благами жизни и воспринимаете их как должное. Вы счастливы и высокомерны в вашем маленьком, замкнутом мирке, недоступном для простых людей. Вы смотрите на нас с презрением, как на стадо диких животных!

– Мне жаль, что вы так считаете, – сказала Мери.

– А разве я сказал неправду?

– Нет, не совсем. Возможно, мы излишне самонадеянны, глупы и прозаичны, но в том нет злого умысла. Признаюсь, я сама привыкла ко всем этим светским условностям и внешне, должно быть, произвожу впечатление чопорной, самодовольной дамы, выражаясь вашим языком. Но вы знаете, на самом деле под этой маской скрывается вполне живое лицо. В данную минуту, например, мне очень жаль вас, потому что я чувствую, что вы несчастны. И мне хотелось бы как-то помочь вам.

– Ну, если вы говорите правду, то это очень мило с вашей стороны.

– Вы давно любите Кей? – немного помолчав, спросила Мери.

– Довольно давно.

– А она?

– Я полагал, что да… пока не появился Стрендж.

– И вы никак не можете забыть ее? – мягко спросила Мери.

– Я думал, это очевидно.

– Возможно, вам лучше уехать отсюда? – после минутной паузы нерешительно и тихо сказала Мери.

– А что это изменит?

– Мне кажется, здесь вы будете чувствовать себя еще более несчастным.

Он взглянул на нее и рассмеялся.

– Вы удивительное существо, – сказал он. – Но вам слишком мало известно о повадках животных, обитающих вне вашего замкнутого мирка. Они живут надеждой. Скоро могут произойти самые невероятные события.

– Какие события? – резко спросила Мери.

Он рассмеялся:

– Поживем – увидим.

8

Переодевшись, Одри пошла прогуляться по пляжу в сторону скалистой гряды, прямо напротив которой на другом берегу реки стоял Галлс-Пойнт в своем белоснежном спокойствии; на одной из этих уходящих в воду скал сидел Томас Ройд и попыхивал своей трубкой.

Когда Одри была уже совсем близко, Томас повернул голову, но не сдвинулся с места. Она, не сказав ни слова, опустилась на скалу рядом с ним. Они молча сидели рядом – это было уютное, понимающее молчание двух людей, которые давно и хорошо знают друг друга.

– Каким близким кажется наш дом! – наконец сказала Одри, нарушая тишину.

Томас глянул за реку на Галлс-Пойнт.

– Да, мы могли бы вернуться туда вплавь.

– Только не сейчас, не во время отлива. У Камиллы когда-то служила одна девушка. Она очень любила поплавать и легко переплывала на этот берег и обратно, когда течение было нормальным. Например, если уровень воды очень высок или, наоборот, очень низок, то все в порядке, но когда начинается отлив, то течение со страшной силой сносит тебя прямо в море. Так с ней и случилось однажды. Слава богу, она не потеряла голову от страха и сумела нормально выбраться на берег у Галлс-Пойнта, хотя, конечно, совершенно обессиленная.

– Не знаю, по-моему, сейчас течение довольно слабое.

– Да, возле этого берега. Но на той стороне оно гораздо сильнее. Особенно под теми скалами. В прошлом году один бедняга пытался там покончить счеты с жизнью. Он бросился вниз со Старк-Хеда, но, не долетев до воды, повис на дереве, и его спасла береговая охрана.

– Вот бедолага, – сказал Томас. – Держу пари, что он не поблагодарил их. Должно быть, жизнь ему изрядно осточертела, раз он решился на самоубийство. Так нет же, его безжалостно возвращают обратно. Наверное, он в очередной раз почувствовал себя одураченным.

– А может, сейчас он одумался и даже рад, что все случилось именно так, – мечтательно сказала Одри.

Она рассеянно размышляла о том, где может быть сейчас этот человек, чем он занимается.

Томас запыхтел своей трубкой и, чуть повернув голову, скосил глаза на Одри. Он отметил серьезное, отстраненное выражение ее лица и взгляд, устремленный за реку. Скользнул взглядом по темно-русым ресницам, отбрасывавшим легкую тень на ее щеки, по ее маленькой изящной ушной раковинке с большой сережкой.

Это вдруг напомнило ему о ее вчерашней потере.

– Да, кстати, – сказал он, – я нашел сережку, которую ты вчера потеряла.

Он порылся в кармане и, выудив сережку, положил ее на протянутую ладонь Одри.

– О, какой ты молодец, где ты отыскал ее? На балконе?

– Нет. Она валялась возле лестницы. Должно быть, ты потеряла ее, когда спускалась на ужин. Я заметил, что за столом ты была уже без нее.

– Я рада, что она нашлась, – сказала Одри, покачивая на ладони металлическое кольцо.

Томас подумал, что эта серьга слишком уж большая и грубая для такого ушка. И те, что были на ней сегодня, тоже казались довольно массивными.

– Ты не снимаешь свои украшения, даже когда плаваешь. Не боишься потерять их окончательно?

– Но ведь это дешевые безделушки. Я не люблю появляться без сережек из-за шрама.

Она коснулась пальцами левого уха.

– Ах да, я помню эту историю, – сказал Томас. – Тебя укусил старина Бонсер, нахал и громадина.

Одри кивнула.

Они помолчали, оживляя детские воспоминания. Одри Стендиш – это была ее девичья фамилия, – высокая, длинноногая девочка, зарылась лицом в пушистой шерсти бедняги Бонсера, который умудрился где-то поранить лапу. И пес, скуля от боли, довольно сильно ее укусил. Тогда ей даже зашивали ухо. Но сейчас от шрама остались одни воспоминания – только крошечный тонкий рубчик.

– Моя милая девочка, – сказал Томас, – этот след едва заметен. Почему ты так переживаешь?

Одри помедлила и потом ответила с очевидной искренностью:

– Потому что… потому что я просто терпеть не могу любые недостатки.

Томас понимающе кивнул. Такое объяснение вполне соответствовало его представлению об Одри. Ей всегда было свойственно стремление к совершенству. В сущности, она действительно достигла совершенства как внешне, так и внутренне.