— Правильно, — согласился Дидерик, — мы все как обезьянки в цирке у этой госпожи. И одеты одинаково.

Леша повнимательнее рассмотрел его костюм.

— А что такое «Фрешель»? — спросил он.

— Это такой лимонад. Мы его все время пьем. Он уже у нас из носа льется. Я думаю, что у меня вместо крови «Фрешель» в организме.

— А тебе мой костюм нравится? — спросил Леша.

— Мне любой нравится, кроме моего.

— Давай меняться.

— Давай.

— А где?

— Под любой трибуной.

Они быстро поменялись штанами, курточками и панамками. И радостный Леша побежал искать свою команду.

И сразу к лимонадным мальчикам подбежала товарищ Федулова. Она ухватила мальчика в советской форме за куртку и с криком:

— Вот ты где прячешься, а мы все тебя ищем! — потащила к своим.

Дидерик сделал два поворота вокруг своей оси у нее под рукой, вывернулся и убежал прочь, чем привел мадам-товарищ Федулову в неописуемую ярость.

С этой яростью мы еще сегодня встретимся.

В одном самом неудобном месте стадиона была сделана специальная трибуна для обслуживающего персонала. На ней небольшой группкой сидели наши пожилые гангстеры со специальными пластмассовыми ярлыками на груди. На этих этикетках стояло имя владельца ярлыка и было добавлено — «учебный сотрудник» (УС).

Видно, что учебные дедушки и бабушки очень гордились своими наклейками, не хуже, чем профессора своими званиями и степенями. Они все время подносили их к глазам и внимательно читали по слогам.

Снова над стадионом загремел голос мисс Карабас:

— А сейчас, дорогие участники, займите ваши места на трибунах. Для вас начнется большой концерт. Лучшие артисты цирка выступят перед вами. Прошу всех покинуть поле: на арене живые львы!

Ребята, как ошпаренные, побежали на трибуну, а когда поле очистилось, на арену высыпало двадцать тряпичных львов, и они начали веселый танец.

А в середине стадиона на самой удобной трибуне в окружении своих телохранителей и воспитателей сидел международный принц Филлип, блондин. Он никак не мог решить вопрос: кто он — гость фестиваля или его участник? Надо ли ему вежливо хлопать на трибуне победителям и снимать кепочку. Или надо самому бегать, прыгать, чистить картошку и все делать, как положено на этих запутанных спортивно-хозяйственных играх. Принц и шпага — это прекрасно. Принц и картошка — это сомнительно, но демократично.

Сам принц не собирался ехать на этот посудохозяйственный праздник. Но королева-мать сказала ему:

— Ты должен поехать, сын. Ты должен показать демократическое лицо нашего семейства.

Его посылали сюда не сидеть гостем в почетной ложе, его посылали для того, чтобы он помог своей стране Штейн, монархии, которой правили его родители и которая переживала трудные времена.

Местность в его стране была гористая, неплодородная, и страна беднела. А когда-то она была богатой. Тогда, когда бароны-грабители строили в ней свои замки и стаскивали под их стены все награбленное.

Сейчас в Штейне не хватало всего: сельскохозяйственных полей, отраслей промышленности, денег и даже граждан. Потому что большие группы людей уезжали из страны. Все взоры последних жителей были обращены на Филлипа. Он должен был создать банки, соорудить отели, поднять альпинизм и открыть источники минеральной воды.

На бледного, неуклюжего и не очень сообразительного принца сваливалась столь грандиозная задача.

Глава двадцать первая СУРОВЫЙ РАЗГОВОР В ГОСТИНИЦЕ «АМБАСАДОР»

Товарищ Федулова собрала всех ребят и Игоря Ивановича в большом двухкомнатном номере, отведенном советским ребятам. И начала без всяких предисловий:

— У нас случилось ЧП. Один из наших товарищей, из наших бывших товарищей, сегодня совершил чудовищный проступок. И он должен быть отправлен в Москву.

В это время дверь номера распахнулась и с огромной рекламной улыбкой на зубах в номер вошел мистер Кирпичиано — начальник подвижной группы учебных сотрудников фестиваля. Он был похож на президента небольшой южноамериканской республики на заслуженном отдыхе. Элегантный, седой, в светло-сером костюме, с крупноразмерными шрамами от политических сражений, и зеленые швейцарские лампасы светились на нем не как швейцарские, а как генеральские в отставке.

Кирпичиано внес большой фотопортрет госпожи Карабас в деревянной рамке под стеклом с надписью «Моим дорогим русским друзьям».

Он поклонился ребятам, сидящим по кругу, и сказал:

— Презент! Подарок коллективу ребят от коллектива швейцаров и учебных сотрудников.

Потом он повесил портрет на стене над верхней крышкой пианино и вышел. В коридоре его ждали еще два таких же портрета с надписью «Моим дорогим американским друзьям» и «Дорогим моим китайским друзьям».

И в каждый портрет был вделан микрофон.

Кирпичиано спустился вниз на свой дежурный пост в небольшую комнату рядом с камерой хранения и стал настраивать коротковолновый приемник на волну «госпожа Карабас № 1».

Он услышал много интересного. Но не понял ничего, потому что не владел русским языком. Лишь несколько слов застряло у него в голове: ГЛАСНОСТЬ, ПЕРЕСТРОЙКА, ПИОНЕР и ФАРЦОВКА.

В номере у советских события развивались так. Все ребята сидели в своей сине-ситцевой форменной одежде. И только Леша Измайлов, как залетевший попугайчик среди варакушек, был во всем зелено-желтом.

Товарищ Федулова полыхала:

— Как это можно, находясь за рубежом, в эпоху гласности и перестройки, буквально на глазах у всех, будучи пионером, заниматься фарцовкой!!? Я повторяю «буквально на виду у всех».

— Вот если бы не на виду! — вставил Игорь Иванович.

Товарищ Федулова не заметила выпада. Она вела мысль:

— Нашу форму, которую придумывали наши модельеры. Которую шили наши швейники. На которой есть наш герб. Променять неизвестно на что. На какие-то яркие тряпки. Это потеря патриотизма, потеря политической бдительности. Это все равно, если бы наш солдат в походе поменял свою военную форму, свой автомат на джинсовый костюмчик или модный плащик. Мы должны наказать Алексея Измайлова и исключить его из команды. Кто за? И учтите, что мы должны голосовать единогласно.

Ребята стали поднимать руки. Но тут вмешался Игорь Иванович: