— Арганте, конечно же, детей хочет, — промолвил Артур, все еще думая о жутких обрядах, обагривших кровью двор Линдиниса.
— А ты разве не хочешь, господин?
— Пока нет, — коротко отрезал он. — Лучше подождать, пока мы разберемся с саксами.
— Говоря о саксах, — промолвил я, — у меня есть к тебе просьба от госпожи Гвиневеры. — Артур снова резко вскинул на меня глаза, но ничего не сказал. — Гвиневера опасается, что, если саксы атакуют с юга, она окажется под ударом, — продолжал я. — Она просит тебя перенести ее тюрьму в более безопасное место.
Артур нагнулся вперед и потрепал кобылу за ушами. Я ждал, что при упоминании Гвиневеры он рассердится, но никаких признаков раздражения он не выказал.
— Возможно, саксы и впрямь нападут с юга, — мягко проговорил он. — По правде сказать, я даже на это надеюсь, ведь тогда силы их окажутся расколоты надвое, и мы сможем расправиться с каждой из армий по очереди. Вот если они атакуют все вместе вдоль реки Темзы, это, Дерфель, куда опаснее, а я строю планы с расчетом на угрозу не меньшую, а большую.
— По мне, так благоразумно будет убрать все ценное из южной Думнонии, нет? — настаивал я.
Артур обернулся ко мне. Насмешливо сощурился, словно презирая меня за сочувствие к Гвиневере.
— А чего в ней ценного? — спросил он. Я промолчал; Артур отвернулся от меня и долго глядел на белесые поля, где дрозды и рябинники рылись в бороздах в поисках червей.
— А не убить ли мне ее? — внезапно спросил он меня.
— Убить Гвиневеру? — переспросил я, до глубины души потрясенный подобным предложением. И тут же решил, что за этими словами, верно, стоит Арганте. Ей небось досадно, что Гвиневера совершила преступление, за которое ее собственная сестра Изольда поплатилась жизнью, — и до сих пор жива-здорова. — Решать не мне, господин, — проговорил я, — но, право же, если она и заслуживала смерти, казнить ее следовало много месяцев назад. А не теперь. Артур досадливо поморщился.
— А как с ней поступят саксы? — полюбопытствовал он.
— Гвиневера думает, ее изнасилуют. А я подозреваю, ее возведут на трон.
Артур хмуро озирал пасмурный пейзаж. Он понимал: я имел в виду трон Ланселота — и живо представил себе своего заклятого врага правителем Думнонии, рядом с ним Гвиневеру, а правят они под эгидой Кердика. И мысль эта была для него нестерпима.
— Если возникнет опасность, что ее захватят, убей ее, — хрипло приказал он.
Я ушам своим не поверил. Поглядел на него в упор — Артур отвел глаза.
— Не проще ли переправить Гвиневеру в безопасное место? — гнул свое я. — Отчего бы ей не перебраться в Глевум?
— У меня и без того забот по горло, — рявкнул он, — еще не хватало о безопасности предателей беспокоиться! — На мгновение лицо его исказилось от бешенства — настолько рассерженным я Артура в жизни не видел. Затем он встряхнул головой и вздохнул. — Знаешь, кому я завидую? — спросил он.
— Кому, господин?
— Тевдрику.
Я расхохотался.
— Тевдрику! Ты хочешь стать монахом и страдать запором?
— Он счастлив, — твердо объявил Артур, — он живет той жизнью, о которой всегда мечтал. Меня не прельщает тонзура, и мне дела нет до его Бога, но я все равно ему завидую. — Он поморщился. — Я из сил выбиваюсь, готовясь к войне, причем никто, кроме меня, не верит, что мы эту войну выиграем, и кому-кому, а мне это не нужно. Не нужно! Королем должен быть Мордред, мы дали клятву возвести его на трон, и если мы разобьем саксов, Дерфель, я передам ему власть, — вызывающе проговорил он. Я ему, впрочем, не поверил. — Я-то сам всегда мечтал о другом, — продолжал между тем Артур. — Мне бы домик, и немного земли, и скотину, и чтобы урожай созревал в свой срок, а в очаге горели дрова, и тут же — кузня, железо ковать, и ручей с чистой водой. Разве это много? — Артур нечасто позволял себе пожаловаться на судьбу, так что я просто дал ему выговориться и выплеснуть гнев. Он нередко рассказывал о своей мечте — о дворе, обнесенном палисадом, сокрытом от мира среди глухих лесов и бескрайних полей, и чтобы жили в том доме его родные и близкие, но теперь, когда Кердик с Эллой собирали войско, Артур наверняка понимал: мечта эта безнадежна. — Я не могу владеть Думнонией вечно, — подвел итог он, — вот разобьем саксов, и тогда пусть Мордреда обуздывает кто другой. Что до меня, я последую примеру Тевдрика: обрету счастье. — Он натянул поводья. — Сейчас мне не до Гвиневеры, — отрывисто бросил он, — но если она окажется в опасности, ты сам с ней разберись. — И с этими словами он ударил кобылу пятками и понесся прочь.
А я остался на месте, до глубины души потрясенный. Однако если бы я превозмог отвращение и поразмыслил над распоряжением как следует, я бы, конечно же, понял, что у Артура на уме. Он знал, что убивать Гвиневеру я ни за что не стану, и потому мог быть уверен: она в безопасности. При этом, отдавая мне жестокий приказ, он ничем не выдал своих чувств к ней. Odiatamo, excrucior .
В то утро мы ничего не добыли.
Вечером в пиршественном зале собрались воины. Был там и Мордред: он сидел, сгорбившись, в кресле, что служило ему троном. В совете он не участвовал: он был король без королевства, однако ж Артур оказывал ему должные почести. Собственно, Артур и начал с того, что объявил: когда придут саксы, Мордред выедет на бой вместе с ним и все воинство станет сражаться под Мордредовым знаменем с красным драконом. Мордред кивнул в знак согласия — а что ему оставалось? На самом-то деле — и все мы об этом знали — Артур не то чтобы давал Мордреду шанс восстановить свою репутацию в битве; напротив, принимал меры, чтобы тот не учинил какой каверзы. Лучшей возможностью для Мордреда вернуть себе власть было заключить союз с нашими врагами, предложив себя на роль короля-марионетки Кердику. Теперь же Мордред окажется под надзором закаленных Артуровых воинов. Затем Артур подтвердил, что король Мэуриг Гвентский сражаться отказывается. Эту новость, хотя сюрпризом она и не явилась, встретили негодующим ропотом. Но Артур заставил недовольных умолкнуть. Мэуриг убежден, что грядущая война Гвент не затронет, поведал Артур, и тем не менее король скрепя сердце дал разрешение Кунегласу провести повисскую армию на юг через гвентские земли, более того — открыл доступ в свое королевство Энгусовым Черным щитам. Артур ни словом не упомянул о честолюбивом желании Мэурига править Думнонией, возможно потому, что знал: такого рода заявление лишь еще больше настроит нас против гвентского короля, а Артур все еще надеялся как-нибудь переубедить Мэурига и потому не хотел разжигать ненависть между нами и Гвентом. Силы Повиса и Деметии, сообщил Артур, воссоединятся в Кориниуме: этот обнесенный стенами римский город Артур выбрал своим плацдармом, именно туда предстояло свозить все наши припасы и снедь.
— С завтрашнего дня займемся снабжением Кориниума, — объявил Артур. — Хочу битком набить город провиантом, ведь там-то мы и сразимся. — Он помолчал. — Сразимся в великой битве: все их силы — против наших воинов, всех до единого, сколько сумеем собрать.