А потом Альфред взглянул через плечо Гизелы и увидел меня.
Лицо его немедленно изменилось. Он напрягся, выпрямился и нехотя поманил меня, веля подойти.
Я поднял стул, на котором обычно сидела наша дочь, и услышал шипение — один из стражников Альфреда обнажил меч. Тот махнул ему, веля опустить оружие. Король обладал достаточным здравым смыслом, чтобы знать: если я захочу на него напасть, то вряд ли пущу в ход трехногий стульчик для доения. Он наблюдал, как я отдал одному из стражников свои мечи — знак уважения к королю; потом зашагал по плиткам террасы, захватив с собой стул.
— Господин Утред, — холодно приветствовал меня король.
— Добро пожаловать в наш дом, господин король.
Я поклонился и сел спиной к реке.
Альфред мгновение молчал. На плечи его был накинут коричневый плащ, и король плотно кутался в него. На шее короля висел серебряный крест, его жидкие волосы поддерживал бронзовый обруч, что меня удивило, потому что он редко носил символы королевского сана, считая их пустой мишурой. Но сейчас, наверное, решил, что Лундену нужно увидеть властителя.
Альфред уловил мое удивление, потому что снял с головы обруч.
— Я надеялся, — холодно заговорил он, — что саксы нового города уже покинули свои дома и уже живут здесь.
Их могли бы защитить эти стены! Почему же они не переехали?
— Они боятся призраков, господин, — ответил я.
— А ты не боишься?
Я немного подумал.
— Боюсь, — ответил я, поразмыслив над ответом.
— Однако живешь здесь? — Он махнул рукой, указывая на дом.
— Мы умиротворяем призраков, господин, — мягко объяснила Гизела.
И, когда король поднял бровь, рассказала, что мы оставляем еду и питье во дворе, чтобы поприветствовать любого призрака, который придет в наш дом.
Альфред потер глаза.
— Было бы лучше, — сказал он, — если бы наши священники провели на улицах обряд экзорцизма. Молитва и святая вода! Мы бы изгнали призраков.
— А еще можно дать мне триста человек, чтобы разорить новый город, — предложил я. — Сжечь их дома, господин, и тогда им придется жить в старом городе.
На лице короля мелькнула полуулыбка и исчезла так же быстро, как и появилась.
— Трудно силой вынудить людей слушаться, не вызвав их негодования. Иногда я думаю, что единственная истинная власть, которой я обладаю, — это власть над моей семьей, но даже в этом я не уверен! Если я позволю твоему мечу и копью разгуляться в новом городе, господин Утред, люди научатся ненавидеть тебя. Лунден должен быть послушным, а еще он должен быть оплотом саксов-христиан. И если они нас возненавидят, то обрадуются возвращению датчан, которые их не трогали. — Король резко качнул головой. — Мы оставим их в покое, но не строй для них палисада. Пусть они придут в старый город по доброй воле. А теперь прости меня, — последние слова были обращены к Гизеле, — но мы должны поговорить о более мрачных делах.
Альфред сделал жест стражнику, и тот отворил дверь, ведущую на террасу. Появился отец Беокка, а с ним еще один священник — черноволосый, с одутловатым лицом, хмурый, по имени отец Эркенвальд. Тот меня ненавидел. Когда-то он пытался обвинить меня в пиратстве, и хотя его обвинения были совершенно правдивы, я ускользнул из его цепких клешней.
Эркенвальд наградил меня сердитым взглядом, в то время как Беокка серьезно мне кивнул, а потом оба внимательно уставились на Альфреда.
— Скажи, — глядя на меня, заговорил король, — чем сейчас занимаются Зигфрид, Хэстен и Эрик?
— Они в Бемфлеоте, господин, — ответил я, — укрепляют свой лагерь. У них тридцать два корабля и достаточно людей, чтобы составить из них команды.
— Ты сам видел это место? — вопросил отец Эркенвальд.
Я знал — двух священников привели на террасу, чтобы те стали свидетелями нашей беседы. Альфред всегда осторожничал и любил, чтобы такие беседы запоминались или записывались.
— Я не видел его, — холодно проговорил я.
— Значит, видели твои шпионы? — продолжал расспросы Альфред.
— Да, господин.
Он мгновение поразмыслил.
— Те корабли можно сжечь?
Я покачал головой.
— Они стоят в ручье, господин.
— Их следует уничтожить, — мстительно сказал король, и я увидел, как его худые руки сжались на коленях. — Они совершали набеги на Контварабург!
В голосе его слышалось смятение.
— Я слышал об этом, господин.
— Они сожгли церковь! — негодующе заявил Альфред. — И все оттуда украли! Евангелия, кресты, даже мощи! — Он содрогнулся. — В той церкви имелся фиговый лист, который завял по воле Господа Христа. Однажды я прикоснулся к этому листу и ощутил его силу. — Альфред вздрогнул. — А теперь все это попало в руки язычников.
Похоже было, что он вот-вот расплачется.
Я промолчал. Беокка начал записывать, перо скрипело по пергаменту, который он неуклюже держал в искалеченной руке. Отец Эркенвальд держал горшочек с чернилами с таким негодующим видом, словно подобная задача была для него слишком ничтожной.
— Ты сказал, тридцать два корабля? — спросил меня Беокка.
— Так мне доложили в последнем донесении.
— В тот ручей ведь можно войти, — ядовито проговорил Альфред; горе его внезапно прошло.
— Ручей у Бемфлеота пересыхает во время отливов, господин, — объяснил я, — и, чтобы добраться до вражеских судов, мы должны миновать их лагерь, который разбит на холме над причалами. В последнем полученном мною рапорте говорилось, господин, что один корабль постоянно пришвартован поперек ручья. Мы могли бы уничтожить его и проложить себе путь, но тебе понадобится тысяча человек, чтобы это сделать, и ты потеряешь по меньшей мере две сотни.
— Тысяча? — скептически переспросил он.
— По последним сведениям, у Зигфрида около двух тысяч человек.
Король на мгновение закрыл глаза.
— Зигфрид жив?
— Еле жив, — ответил я.
Большинство из этих вестей я получал от Ульфа, датского торговца, который любил мое серебро. Я не сомневался, что тот получает серебро и от Хэстена с Эриком, которые хотели знать, чем мы занимаемся в Лундене, но такую цену стоило платить.
— Брат Осферт тяжело ранил Зигфрида, — сказал я.
Проницательные глаза короля остановились на мне.
— Осферт, — без интонаций проговорил он.
— Выиграл битву, — ответил я так же монотонно.
Альфред молчал наблюдал за мной; его лицо все еще ничего не выражало.
— Отец Пирлиг тебе рассказал? — спросил я.
Альфред коротко кивнул.