Мерлин пожал плечами.
– Моргана ведет свою игру, которую я пока не могу разгадать. – Он порылся в кармане и вытащил пригоршню сушеных травинок. Каждая была завязана узлом. На мой взгляд, все выглядели одинаково, но Мерлин перебрал их, вытащил одну и протянул Кайнвин. – Я освобождаю тебя от клятвы, госпожа.
Кайнвин взглянула на меня, потом снова на завязанную травинку.
– Ты все равно отправишься Темной дорогой, господин? – спросила она Мерлина.
– Да.
– А как же ты отыщешь Котел, если я с вами не пойду?
Он молча пожал плечами.
– Как ты его отыщешь, даже если Кайнвин с нами пойдет? – спросил я, по-прежнему не понимая, почему Котел может найти лишь девственница и почему этой девственницей должна быть Кайнвин.
Мерлин снова пожал плечами.
– Котел, – сказал он, – всегда находится под защитой целомудренного существа. Некто девственный охраняет его сейчас, если сновидения меня не обманывают, и девственница укажет место, где он укрыт. Ты увидишь его во сне, – обратился он к Кайнвин, – если решишь пойти с нами.
– Я пойду, господин, – промолвила Кайнвин, – как обещала.
Мерлин убрал травинку обратно в карман и потер лицо длинными тощими руками.
– Выходим через два дня, – объявил он. – Напеките хлеба, упакуйте вяленое мясо и рыбу, заточите мечи и позаботьтесь, чтобы у всех была меховая одежда. – Он взглянул на Нимуэ. – Ночевать будем в Кар Свосе. Идем.
– Можете остаться здесь, – предложил я.
– Мне надо поговорить с Иорветом. – Он встал, почти упираясь головой в потолочные балки. – Освобождаю вас обоих от клятвы, но все равно прошу идти со мной. Путешествие будет труднее, чем вы думаете, таким трудным, что вам и не снилось, ибо я решил отдать жизнь ради Котла. – Лицо его стало неимоверно печальным. – В день, когда мы вступим на Темную дорогу, я начну умирать, ибо такова моя клятва. Не знаю, принесет ли она мне успех, но если поиски будут тщетными, я умру, а вы останетесь одни в Ллейне.
– С нами будет Нимуэ, – сказала Кайнвин.
– Да, и никого больше, – мрачно отвечал Мерлин. Он, пригнувшись, вышел из дома. Нимуэ последовала за ним.
Мы сидели молча. Я подбросил в огонь еще полешко. Оно было зеленое – нам приходилось топить невысушенным деревом, потому-то оно так и дымило. Некоторое время я смотрел, как дым сгущается и клубится под потолком, затем взял Кайнвин за руку.
– Хочешь погибнуть в Ллейне?
– Нет, – отвечала она. – Хочу увидеть Котел.
Я уставился в огонь.
– Мерлин наполнит его кровью, – тихо проговорил я. Кайнвин погладила мою руку.
– В детстве я слышала рассказы о старой Британии, о том, как боги жили среди нас и все были счастливы. Не было ни голода, ни болезней, только мы, боги и мир. Я хочу вернуть эту Британию, Дерфель.
– Артур говорит, ее не вернешь. Мы те, кто мы есть, а не те, кто были когда-то.
– А кому ты веришь? – спросила она. – Артуру или Мерлину.
Я надолго задумался.
– Мерлину. – Может быть, я ответил так потому, что хотел верить в его Британию, в которой все наши горести исчезнут словно по волшебству. Британия Артура тоже мне нравилась, но чтобы ее достичь, надо было воевать, и тяжело трудиться, и верить, что люди, с которыми хорошо обращаются, будут вести себя хорошо. Грезы Мерлина требовали меньше и обещали больше.
– Тогда мы идем с Мерлином. – Кайнвин замялась, внимательно глядя на меня. – Тебя тревожит пророчество Морганы?
Я покачал головой.
– Нет. Хотя она сильна, она не может увидеть будущее, как Мерлин и Нимуэ.
Оба они были уязвлены тремя ранами мудрости, Моргана же претерпела рану телесную, но не ума и гордости. Впрочем, я не мог легко отмахнуться от ее пророчества, ибо Мерлин в некотором смысле бросил вызов богам. Он хотел подчинить себе их прихоти, а взамен подарить им целую землю, где не служили бы никакому иному богу. Желают ли боги покоряться? Может быть, они избрали Моргану как орудие против Мерлина, иначе откуда бы взяться такой враждебности? А может, Моргана, как и Артур, не верит в возможность вернуть Британию, исчезнувшую с высадкой римских легионов. Для Артура существовала только одна борьба – против захватчиков-саксов; он охотно поддержал бы слухи, распускаемые сестрой, ради того, чтобы ни одно британское копье не было растрачено в Ллейне. Возможно, он сам и убедил Моргану пустить этот слух, чтобы спасти жизнь нескольким думнонийцам. Но не мне, не моим людям и не моей возлюбленной Кайнвин. Ибо мы дали клятву.
Правда, Мерлин нас от нее освободил... Я снова принялся убеждать Кайнвин остаться в Повисе. Говорил, что Артур не верит в существование Котла, что римляне наверняка увезли его к себе и перелили на гребни, пряжки или монеты.
Когда я закончил, она улыбнулась и снова спросила, кому я верю – Мерлину или Артуру.
– Мерлину, – повторил я.
– И я тоже, – сказала Кайнвин. – Поэтому отправляюсь с вами.
Мы испекли хлеб, уложили еду и наточили оружие. А на следующую ночь, накануне нашего выступления, выпал первый снег.
* * *
Кунеглас дал нам двух пони. Мы нагрузили их едой и шкурами, повесили за спины украшенные звездами щиты и двинулись на север. Иорвет благословил нас, а королевские копейщики проводили до замерзшего болота за холмами к северу от Кар Своса. Здесь они повернули назад, и мы остались одни. Я пообещал Кунегласу защищать его сестру даже ценой собственной жизни. Он обнял меня на прощание и шепотом попросил:
– Если что, убей ее, Дерфель, только не отдавай Диурнаху.
В глазах его стояли слезы, и я заколебался.
– Если ты велишь ей остаться, о король, может быть, она послушается.
– Нет, – отвечал Кунеглас, – однако она счастлива, как никогда. И потом, Иорвет сказал мне, что она вернется. Вперед, мой друг.
Он отступил на шаг. Его прощальный дар – мешочек с золотыми слитками – мы тоже погрузили на пони.
Заснеженная дорога вела на север в Гвинедд. Я никогда прежде не бывал в этом королевстве, и оно показалось мне дикой глушью. Римляне сюда добрались лишь ради добычи золота и свинца. Они не оставили следов своего пребывания и не установили здесь свой закон. Люди жили в приземистых темных лачугах за круглыми каменными валами, из-за которых на нас рычали собаки. Укрепления охраняли от злых духов насаженные на шесты волчьи или медвежьи черепа. На вершинах холмов были сложены каменные пирамидки – каирны, а через каждые несколько миль попадался кол, с которого свисали человеческие кости и обрывки тряпья. Деревья росли редко, ручьи замерзли, некоторые перевалы занесло снегом. Мы ночевали в тесных лачугах, платя за тепло серебром или золотом, отбитым от Кунегласовых слитков.