— Кто сатана? — наивно спросил я и тут же получил здоровенный пинок от Гудована.
Хьюэл все еще хмурился, глядя на силурских воинов, преодолевавших последние каменные ступени, и рука его сжимала рукоять меча. Вдруг, будто какая-то неведомая сила толкнула его, он подался вперед и закричал:
— Лигессак! Закрой ворота! Закрой! Сейчас же! Лигессак приложил руку к уху, будто не расслышал слова Хьюэла, и вопросительно взглянул на Норвенну.
— Это мой муж, — проговорила королева. — Муж, а не враг. Оставь ворота открытыми, — властно приказала она Лигессаку.
Тот почтительно поклонился.
Хьюэл с проклятиями, постукивая костылем, заковылял к хижине Морганы, а я остался на месте и с любопытством глазел на эти залитые солнцем ворота. Хьюэл исчез в хижине Морганы, а оттуда выбежала Себила с завернутым в золотое покрывало Мордредом на руках и встала рядом с Норвенной. Молодая королева была озадачена тем, что ребенка держит сакская рабыня, а не Ралла, но времени выспрашивать у нее не было. Король уже находился рядом.
Гундлеус, взбиравшийся на крутой Тор в тяжелых военных доспехах, вспотел и слегка задыхался. На нем была кожаная нагрудная пластина, подбитые мягкой материей брюки, высокие башмаки, железный шлем, увенчанный лисьим хвостом, и плотный красный плащ с закинутой на плечи длинной полой. Щит его с гербом-лисицей висел на левом боку, меч был у правого бедра, а в руке сверкало наконечником тяжелое боевое копье. Норвенна подняла полные руки, чтобы встретить и обнять своего повелителя, и Гундлеус шагнул вперед.
— Я вручаю тебе мой меч, дорогая королева, — сказал он звенящим голосом, и лицо Норвенны озарилось улыбкой.
Гундлеус отшвырнул копье и вытащил меч, но вместо того, чтобы протянуть его Норвенне рукоятью, направил острие к ее лицу.
— Я радуюсь твоему возвращению, мой дорогой повелитель, — произнесла она обязательное приветствие и опустилась перед ним на колени, как того требовал обычай.
— Поцелуй меч, который будет защищать королевство твоего сына, — приказал Гундлеус.
Норвенна подалась вперед, чтобы дотронуться губами до сверкающей стали, как вдруг Гундлеус с силой вонзил ей в горло острие клинка. Он смеялся, убивая свою молодую жену, смеялся, когда широкое лезвие мягко вошло в ее горло, и продолжал смеяться, когда ее окровавленное тело корчилось на земле. Кровь сочилась с лезвия меча, кровь окропила траву, кровь проступила на голубом плаще королевы.
Себила, державшая на руках ребенка, уронила его и с криками умчалась прочь. Мордред заплакал, но меч Гундлеуса мгновенно вонзился в крохотное тельце, и золотая ткань окрасилась алым цветом.
Всадники Гундлеуса с копьями наперевес рассыпались по городу, и Лигессак неожиданно для всех присоединился к силурам и помогал копьеносцам убивать своих соотечественников. Силурские солдаты сделали кровавую работу быстро и ловко. Стражники Мордреда и несчастные воины Друидана были перебиты. Впервые в жизни я видел людей, умиравших на копьях, и слышал ужасные крики несчастных, чьи души отлетали в Потусторонний мир.
Норвенна и Мордред были мертвы. Враги устремились к башне Мерлина. Моргана, подскакивая, бежала в сторону морских ворот. Толпа женщин, детей и рабов устремилась следом за Морганой. Ралла, Себила и те из уродцев Друидана, что сумели увернуться от разящих мечей силуров, рассыпались по Тору. Пеллинор, голый, радостно и бессмысленно вопивший, подпрыгивал в своей клетке. Хромой Хьюэл храбро обнажил меч.
Я спрыгнул с крепостного вала и побежал к дому. Смелым я не был, но просто любил Нимуэ и хотел убедиться, что она в безопасности. Вдруг маленькая рука схватила меня и с поразительной силой потащила в укрытие за корзинами с праздничными нарядами.
— Ты не можешь помочь ей, дурень, — раздался у меня над ухом тоненький голосок Друидана. — Замри!
Гундлеус и Танабурс вошли в дом. Через распахнутые двери я видел, как король, его друид и еще трое мужчин в шлемах решительно шагали к дверям комнаты Мерлина. Танабурс ногой открыл небольшую дверцу, и они с копьеносцами исчезли внутри.
Я слышал, как смеялся Гундлеус, как силуры, раскидывая вещи, рылись в корзинах и коробах. И вдруг закричала Нимуэ. Это был дикий крик боли и тоски.
— Это отучит тебя плевать на мой щит, — послышался сквозь рыдания Нимуэ грубый голос Гундлеуса.
И новый вопль Нимуэ.
— Они ею попользовались, — хихикнул Друидан.
Только боги знали, что они сделали с Нимуэ, потому что она так никогда и не рассказала об этом. Но никаких рассказов и не требовалось. Они сделали то, что обычно творили солдаты с пленными женщинами, и оставили ее истекающей кровью и полупомешанной. А когда они обнаружили, что сокровищница Мерлина набита заплесневелой чепухой, а не золотом, ткнули головешку из костра в разоренные корзины. Из двери повалил дым. Я закутал голову полой куртки и ринулся сквозь удушающий дым в комнату Мерлина. Нимуэ лежала ничком, обхватив руками голову. Кровь заливала ее обнаженные ноги. Дым перехватывал дыхание, языки пламени плясали над коробками, пронзительно кричали кошки, со свистом хлопая крыльями, носились под потолком летучие мыши.
— Пойдем! — отчаянно вскричал я.
Нимуэ не двигалась.
Я подбежал к двери, ведущей в башню Мерлина, надеясь отыскать хоть какой-нибудь выход. Но, открыв дверь, обнаружил, что она ведет в замкнутую, без единого выхода, комнату. Мельком я успел заметить, что башня была совсем пуста, ничего, хоть отдаленно напоминающего таинственную сокровищницу. Голый земляной пол, четыре деревянные стены и дыра в кровле. Это была комната, открытая небесам, однако сквозь сгущающуюся пелену дыма я увидел на полпути к дымовому отверстию деревянную площадку, к которой вела прочная лестница. Сидя на этой площадке, Мерлин слушал шепот богов. Какое-то мгновение я смотрел на это священное место, но дым все усиливался, и это заставило меня действовать. Я бегом вернулся к Нимуэ, схватил с лежанки черный плащ и завернул в него мою подругу, словно больное животное. Вскинув на плечи узел с ее легким телом, я стал пробираться к двери. Огонь теперь ревел, и красные языки пламени жадно лизали сухое дерево стен. Из глаз моих лились слезы, легкие разрывало от дыма, повисшего в проеме двери. Я выломал кусок штукатурки, отогнул ивовый каркас, ударом ноги проделал в трухлявой стене дыру и протиснулся наружу. Свежий воздух, казалось, оживил Нимуэ. Она соскользнула с моего плеча и отняла руки от лица. Увидев, что сотворил с нею Гундлеус, я понял, почему так страшен был ее последний крик. Вместо глаза на ее лице зияла пустая впадина, заполненная кровью. Нимуэ снова закрыла рану окровавленной ладонью. Я схватил ее за свободную руку и потянул к ближайшей хижине.
Один из людей Гундлеуса увидел нас — разъяренный предводитель силурских воинов закричал, что ведьму надо взять живьем и кинуть в огонь. Началась погоня. Добежав до ближайшего пролома в частоколе, я обнаружил мертвого Хьюэла, добряка Хьюэла, он лежал рядом со сломанным костылем и с обнаженным мечом в руке. Я выхватил из его безжизненной руки меч и потащил Нимуэ вперед.