– А как ее звали?
Лониган явно опешил, но быстро взял себя в руки.
– Ее звали Дейрдре. И она была очень красивой. Моя жена была ее близкой подругой. Она любила и часто навещала Дейрдре. А сейчас она здесь, рядом со мной, и очень рада, что вы позвонили.
Эти слова Джерри Лонигана почему-то до глубины души тронули Роуан, столь же сильно, как и все другие крохи сведений о ее родственниках. Она плотно прижала платок к глазам и с трудом проглотила застрявший в горле комок.
– Мистер Лониган, вы можете сказать, от чего умерла моя мать? Какая причина указана в свидетельстве о смерти?
– Там написано, что смерть повлекли за собой естественные причины. От себя добавлю, что ваша мать, доктор Мэйфейр, в течение долгих лет была тяжело больна. Я могу назвать вам фамилию доктора, который ее лечил. Он, наверное, сообщит вам более подробные сведения, тем более что вы ведь тоже врач.
– Непременно возьму у вас его данные при первой же встрече, – заверила Роуан, чувствуя, что больше не в силах говорить об этом. Она бесшумно высморкалась и переменила тему: – Мистер Лониган, я знаю название одного отеля в вашем городе. «Поншатрен» – так, кажется. От него далеко до вашей конторы и церкви?
– Если бы не жара, доктор Мэйфейр, вполне можно дойти пешком.
– Я позвоню вам сразу же, как приеду. Но еще раз прошу: обещайте, что вы не похороните мою мать без…
– Пожалуйста, не тревожьтесь больше по этому поводу. Однако… Есть еще одна проблема, доктор Мэйфейр. Моя жена настаивает, чтобы я обсудил ее с вами.
– Слушаю, мистер Лониган.
– Ваша тетя, Карлотта Мэйфейр, не желает давать объявление о похоронах в утренней газете. Честно говоря, я не уверен, что у нас есть на это время. Но ваше семейство весьма многочисленно, и родственники, конечно же, должны быть уведомлены о дате похорон. Когда они узнают, что все произошло так поспешно, то не на шутку рассердятся. Как вы понимаете, решение этого вопроса целиком зависит от вас. Я в точности выполню ваши распоряжения. Но моя жена интересуется, не будете ли вы возражать, если она позвонит кое-кому из ваших родственников. Естественно, ей будет достаточно сообщить кому-то одному или двум, а они передадут всем остальным. Однако если вы против, доктор Мэйфейр, она не станет это делать. Сама Рита Мей – так зовут мою жену – считает неприличным хоронить Дейрдре таким образом, никому ничего не сообщив. Возможно, и вам будет приятно повидать своих родственников. В прошлом году на похоронах мисс Нэнси присутствовали многие из них. И мисс Элли приезжала, ваша мисс Элли, из Калифорнии. Уверен, вы об этом знаете…
Нет, Роуан даже понятия об этом не имела. Упоминание об Элли отозвалось еще одним ударом. Как больно представить себе Элли стоящей среди бесчисленных и безымянных родственников, которых сама Роуан никогда не видела. Сила, с какой бушевали сейчас в ее груди гнев и горечь, удивила ее саму. Элли и родственники… А она, Роуан, совершенно одна в этом доме… Она вновь попыталась успокоиться и собраться с мыслями. Наверное, со дня смерти Элли ей сейчас приходится переживать один из наиболее трудных моментов.
– Да, мистер Лониган, я буду благодарна вашей жене, если она сделает то, что считает наилучшим в данных обстоятельствах. Мне хотелось бы увидеться с родственниками…
Не в силах продолжать, Роуан несколько мгновений молчала, но потом все же нашла в себе силы и заговорила вновь:
– Должна вам сообщить, мистер Лониган, что моей приемной матери Элли Мэйфейр больше нет в живых. Она умерла в прошлом году. Если вы считаете необходимым поставить об этом в известность членов семьи…
– Я с готовностью сделаю это, доктор Мэйфейр. И прежде всего, чтобы избавить вас от тяжкой необходимости лично сообщать столь печальную новость. Признаюсь, меня самого она весьма огорчила. Мы даже не представляли…
В его голосе было столько сердечности. Роуан почти не сомневалась в том, что ему действительно тяжело узнать о смерти Элли. Какой милый старомодный человек.
– До свидания, мистер Лониган. Увидимся завтра.
Роуан повесила трубку. На мгновение ей показалось, что, стоит только дать волю слезам, их будет не остановить. От захлестнувших ее чувств кружилась голова. Душевная боль требовала каких-нибудь отчаянных, безрассудных действий, и в воображении Роуан замелькали самые невероятные и причудливые картины.
Задыхаясь от слез, она видела, как несется в комнату Элли. Она видела, как распахивает дверцы шкафов, рывком выдвигает ящики комода, срывает с вешалок наряды Элли, бросает на пол и рвет в клочья все, что попадается под руку, давая выход неуправляемой ярости. Роуан видела, как она крушит зеркало Элли и длинный ряд флаконов, духи в которых давным-давно высохли, оставив лишь радужные разводы на донышках.
– Мертва, мертва, мертва… – шептала Роуан. – Еще вчера она была жива, и позавчера, и во все другие дни, а я торчала здесь и ничего не делала! Мертва! Мертва! Мертва!
Затем перед ее глазами всплыла другая, не менее кошмарная, картина, словно начался новый акт яростной трагедии. Роуан видела, как она изо всех сил молотит кулаками по стенам и окнам дома, как бьет стекло и ломает дерево, до тех пор пока израненные руки не начинают кровоточить. Те самые руки, которые сделали столько операций, исцелили несметное число больных и спасли великое множество жизней…
Однако никаких безумств Роуан не совершила.
Она тяжело опустилась на табурет в углу кухни, сгорбилась и, закрыв лицо руками, зарыдала во весь голос – одна в пустом доме. Но даже рыдания не смогли остановить бесконечную вереницу проносящихся в голове образов. Роуан плакала до тех пор, пока совершенно не обессилела. Сквозь приступы спазматического кашля она могла лишь без конца шепотом повторять:
– Дейрдре Мэйфейр, сорока восьми лет, мертва, мертва, мертва…
Потом тыльной стороной ладони она смахнула с лица слезы и легла на ковер перед камином. Голова нестерпимо болела. Окружающий мир казался пустым и враждебным, лишенным даже искорки света и надежды на чье-то участие и тепло.
Это пройдет. Должно пройти. Ей уже довелось испытать подобное ощущение беспросветности в тот день, когда хоронили Элли. И еще раньше, когда, стоя в больничном коридоре, она прислушивалась к доносившимся из палаты мучительным стонам и крикам Элли. Только вот сейчас Роуан не считала возможными какие-либо улучшения в своей жизни. Вспомнив о бумаге в сейфе, которая после смерти Элли удерживала ее от поездки в Новый Орлеан, Роуан возненавидела себя за то, что столь непреклонно уважала волю приемной матери. Она возненавидела и Элли, заставившую ее подписать этот документ.
Ужасные, горькие мысли, наполнявшие разум, лишали ее силы духа и веры в себя.