— Да бросьте вы, все равно не выгребем, — махнув рукой, Бьянка села на край плота и поболтала в воде ногами.
Джинсы свои девушка, по совету Андрея, давно уже обрезала, сделав что-то вроде бриджей или длинных шорт, хоть сейчас и днем-то было, в общем-то, не жарко, а ночью так и вообще откровенно холодно.
— Думаю, все же лучше будет провести эту ночь на плоту, — щурясь от отражавшегося в воде солнца, предложила баронесса. — Вообще не приставать к берегу.
— А вдруг камни или мель?
— Ничего, не такое уж тут и сильное течение. К тому же мы ведь не будем спать.
— Леди права! — без раздумий согласился Том. — Так нынче и сделаем, а завтра утром посмотрим. Скоро уже и гавань, разрази меня гром!
Лицо Бьянки, пристально смотревшей в сторону левого берега, вдруг напряглось и побледнело.
— Лодки, — показав рукой, тихо промолвила девушка. — Там — лодки! Кажется, плывут к нам.
— Не к нам, а просто — в нашу сторону, — быстро сообразив, что к чему, негр махнул рукой. — А ну, живо все легли… нет, пожалуй, даже лучше — в воду. Поплывем с той стороны, рядом с плотом…
Беглецы тотчас же так и сделали, даже не раздевались — некогда, да и в таком случае их движения могли бы заметить. Успели лишь прикрыть травой нож, острогу, огниво…
— Похоже, мимо плывут… — осторожно выглянув, прошептала баронесса. — О, Пресвятая Дева, холодно-то как!
— Так не май месяц, — Громов погладил девушку по руке. — Еще немного потерпи, милая.
— Случайно, здесь крокодилы не водятся?
— Ты ж сама сказала… Раз уж тебе холодно, то им — и подавно.
— Тсс!!!
Лодки проплыли мимо метрах в полсотне от плота, похоже, что переправлялись на тот берег. Нельзя сказать, чтоб орудовавшие веслами люди — судя по всему, индейцы — совсем не обратили внимание на плот, но так, бросили взгляды мельком, полностью поглощенные каким-то своим, куда более важным делом.
Слабое течение медленно несло плот и державшихся за него беглецов к пологой излучине, густо поросшей высоченной — почти в человеческий рост — осокою, напоминавшей какой-то инопланетный лес.
— Там мель, — кивнув, прошептал Том. — Надо бы взять шесты.
— Возьмем! — Громов посмотрел на тот берег — лодка с индейцами уже еле-еле виднелась, похоже, опасность миновала и вполне можно было забраться обратно на плот и продолжить плавание, тем более — с шестами-то нужно было бы поспешить.
— Забираемся!
Андрей первым вылез на плот и, протянув руку, помог выбраться Бьянке. Быстро оглянувшись по сторонам, беглецы взяли шесты, тут же упершиеся в илистое дно.
— И-и-и… раз!
Несмотря на все старания, течение неумолимо несло плот на мель. Заросли осоки были уже совсем близко, рядом, вот-вот — и плот плотно сядет в песок, да так, что не сгонишь.
— Ах, черт! — в руках Громова выстрелом сломался шест.
Бросив бесполезные обломки, молодой человек соскочил в воду — глубины-то оставалось всего по пояс — и изо всех сил уперся руками в плот.
То же самое проделали и остальные, задержали, повели свое утлое плавсредство вдоль косы на быстрину.
— А все же вовремя мы спрыгнули! — Бьянка улыбнулась, устало вытирая выступивший на лбу пот. — Еще б немного и сели бы.
— Иисус нам помог! — осматриваясь вокруг, радостно промолвил негр. — Еще б пару деньков и…
Том резко замолк; черное, лоснящееся от пота, лицо его резко изменилось, глаза округлились от ужаса, словно беглец вдруг увидел перед собой змею. Дрожащей рукой негр показал на излучину:
— Там, там…
Андрей быстро обернулся, увидев выплывавшие из камышей лодки — три индейских каноэ из древесной коры. В намерениях сидевших в них людей можно было не сомневаться — лодки окружили плот, словно волки загнанного оленя.
— Добрый день, господа! — издевательски ухмыляясь, произнес один из индейцев с красивым смуглым лицом и одетом прямо на голове тело красном кафтане с серебряными позументами и пуговицами. — Прошу вас пересесть в наши лодки, иначе…
Красноречивым кивком индеец указал на сидевшего позади него здоровяка с огромным мушкетом:
— Он не промахнется, поверьте мне. Бежать не советую… Посмотрите на берег.
Андрей оглянулся и выругался: по всему берегу, и на излучине, стояли индейцы в перьях, с луками и ружьями. Было их никак не меньше трех дюжин, так что пытаться бежать не имелось никакой реальной возможности.
— Сдаемся, — бросил Громов сквозь зубы. — Пока…
— Я — суб-лейтенант армии Ее величества королевы Анны Красная Сосна, — ухмыляясь, представился индеец. — А тот, что с мушкетом — сержант Сильный Кулак. Смею вас заверить, стреляет он метко.
Пленников, связав руки, поместили на разных лодках, Громов как раз оказался в челне суб-лейтенанта, с железным, произведенным в Англии специально для торговли с индейцами, томагавком за поясом, в кожаных, с бахромою, штанах-леггинсах и красном английском мундире.
Впрочем, слово мундир в начале восемнадцатого века было понятием весьма относительным, по своему покрою он по сути являлся обычным гражданским платьем, разве что карманы побольше, да всегда яркие обшлаги — по цвету полков. Офицеры отличались от рядовых качеством материи и пошива, золоченой (или посеребренной) шпагой, короткой, с бахромой и прочими украшениями, пикой — эспантоном, да шейной бляшкой — горжетом, золотой, серебряной или из позолоченной стали.
Ни эспантона, ни шпаги у индейца в кафтане не было, а вот бляшка имелась, и носилась — видно по всему — с гордостью, выделяясь на фоне мускулистой загорелой груди. Лицо суб-лейтенанта сильно походило на лица европейцев, разве что чуть смуглее, чуть пошире скулы, да чуть поуже глаза, но в общем — вполне обычное, даже приятное, чистое, без всяких дикарских татуировок и прочего. Кроме горжета, шею Красной Сосны украшало ожерелье из медвежьих — или волчьих клыков, а в волосы было вплетено несколько перьев.
Здоровущая орясина Сильный Кулак — сержант, как его представили — в качестве знака своей принадлежности к армии королевы Анны имел лишь оборванный по подолу камзол без рукавов, но с оловянными пуговицами, явно здоровяку маловатый, зато мушкет был в самый раз — граненый, длиной метра полтора, ствол калибром никак не менее двадцати пяти миллиметров, кремнево-ударный замок, удобное — отполированное от частого употребления — ложе. Эта огнестрельная штуковина весила около десяти килограмм, а ее пятидесятиграммовая пуля напрочь прошибала кирасу и проламывала самые толстые доски, правда, управляться с таким ружьем было весьма непросто, потому-то все армии постепенно перешли на облегченные — в два раза — ружья — фузеи, не требующие при стрельбе никакой поставки и, в случае рукопашного боя, оснащавшиеся острием — багинетом — или, чуть позднее — штыком, что сделало ненужными пикинеров.