— Согласна!
— По доброй ли воле и без принуждения…
— По доброй…
— Андре де Тоннер, урожденный Громов, согласен ли…
— Согласен!
— Освящается брачный договор и этот перстень, коий верная супруга должна вечно носить на левой руке в знак своего брака и любви…
Ах, как сияли синие глаза юной баронессы! Как струилось шелком платье. Жаль, что на такую красу почти некому было взглянуть!
— А теперь — поцелуйте друг друга!
— Ах, милый… как я тебя люблю!
— И я тебя…
Не били колокола, многочисленные родственники не размазывали по лицам пьяные слезы, и дети не осыпали брачующихся нежными лепестками роз. Ничего этого не было, все проходило тайно, и эта тайна стоила не таких уж и великих денег, на ремонт часовни Андрей пожертвовал всего-то дюжину луидоров, золотых королевских монет, отчеканенных по образцу испанских дублонов.
Простившись со священником, влюбленные — уже хотя бы наполовину муж и жена — быстро спустились вниз, к лошадям и верному Спиридону с юнгой. В небе ярко светила луна внизу, под ногами — лежал ночной город, лежал спокойно и тихо, лишь слышно было, как на стоящих в гавани кораблях отбили колоколами склянки.
Копыта коней гулко процокали по мостовой у церкви Святой Катерины, длинной и чем-то похожей на корабль. В расположенном неподалеку доме скрипнула дверь… в окнах вспыхнули свечи…
— Так-так, — ловкий малый с неприметным лицом, кравшийся за всей компанией от самого леса, шепотом подвел итог: — Эти двое, плотник, отец Анатоль, черный слуга и… что за мальчишка? Юнга? Надо будет завтра узнать. А так — хорошо! Надеюсь, месье д'Эвре окажется нынче щедрым!
Шелковое, цвета морской волны, платье, шурша, упало под ноги, и обнаженная Бьянка, восхитительно прекрасная, как только что рожденная из пены Афродита, шагнула навстречу мужу, едва только супруги остались одни. Светало, и сквозь щели в ставнях в комнату просачивались тонкие лучики призрачно-дрожащего света, напоминавшие отражающиеся от воды блики в облачный день, когда подсвеченные солнцем облака — нежно-палевые, золотисто-желтые, розовые — неспешно плывут над морем, жемчужными россыпями уходя к горизонту.
Обняв супругу за талию, Андрей погладил ее по спине и принялся целовать в губы, жарко и страстно. Возлюбленная отвечала с тем же, если не с большим, пылом, синие очи ее закатились, и томно вздымалась грудь, изящная, упругая, с небольшими, быстро твердеющими сосками… кои молодой человек тоже накрыл поцелуями, и, подхватив Бьянку на руки, осторожно уложил в постель…
Они пришли в себя лишь к обеду, и тут Громов вспомнил об обещанной Райкову прогулке.
— Милая, а не поехать ли нам прокатиться? Тем более лошади во дворе.
— Опять на плато де Грас? — с улыбкой уточнила баронесса.
— Да нет, здесь ведь немало иных, не менее красивых мест, скажем — Бомон-ан-Ож.
— Там я еще не была…
— Вот видишь!
Молодоженов сопровождали двое — Том и весьма кстати заглянувший в гости Спиридон, охотно согласившийся немного прокатиться. Так все трое и ехали, никуда не спеша и любуясь природой, Том, как и положено чернокожему слуге, почтительно шагал рядом, время от времени переходя на бег.
Около хутора Райков встретил их лично: поклонился, галантно приподняв шляпу, помог Бьянке спешиться:
— Проходите, проходите, дорогие гости. У меня уж и стол накрыт.
Стол был накрыт на открытой террасе, располагавшейся близ просторного, правда, довольно старого и требующего ремонта шато, серого, с высокими печными трубами и вентиляционными вытяжками. Клонившиеся ивы, густые кусты акации и голубые заросли вереска придавали пейзажу весьма живописный вид, а уж стол просто ломился от яств: Данила Петрович и здесь, за границей, демонстрировал широту русской души.
— Это вот — паштет из соловьиных язычков, откушайте, здесь, рядом — суфле с грибами, а в том серебряном блюде — салат из спаржи с мелко нарубленными жаворонками, сейчас принесут гуся и жаркое… Кушайте, дорогие гости, прошу!
В кустах весело пели птицы, ивы давали прохладную тень, и легкий ветерок уносил ослепительно-белые облака куда-то далеко к морю.
— За гостей! За то, что приехали!
Выпили вина и пуншу, всем стало весело, и даже скромно прислуживающий за столом Том получил свою долю вина и кушаний.
— Сейчас подадут десерт, — Райков кивнул на молчаливых слуг — молодых плечистых парней с бесстрастными лицами статуй, — а мы с господином капитаном пока пройдемся, поговорим кой о каких делах. Ах, прекраснейшая мадам, ничего, если мы вас ненадолго оставим?
Бьянка махнула рукой и рассмеялась:
— Оставляйте, уж что с вами поделать? Дела есть дела.
Чмокнув жену в щечку, Андрей быстро последовал за Райковым. Миновав небольшой сквер, они обогнули шато слева и оказались на просторном заднем дворе, где собралось около сотни молодых мужчин и парней в скромных, без всяких украшений кафтанах.
— Ну, — Данила Петрович скосил глаза на Громова, — командуйте, господин капитан!
— Как скажете, — Андрей пожал плечами и повернулся к парням:
— Та-ак! Слушай мою команду… В три шеренги… становись! Р-равняйсь! Я сказал — равняйсь… выровняли носочки… так… Смирно! Подняли головы… ага! Я вижу, в армии служили немного. Ладно… Кто умеет обращаться с фузеями — шаг вперед!
Переглянувшись, вперед выступило две трети собравшихся. Хмыкнув, Райков довольно потер руки.
— Теперь — канониры. Два шага вперед!
Помявшись, вышло человек десять.
— Кто хаживал в море? Умеет обращаться с парусами?
Парни обескураженно переглянулись, из строя вдруг вышел мужчина лет сорока, с красным обветренным лицом и уверенным взглядом:
— Мое имя Жан-Жак Лефевр. Парни просто не поняли вопроса, господин капитан. В море ходили немногие, но с парусами управиться смогут — я их кое-чему научил.
— Так вы моряк, месье?
— Боцман, господин капитан.
— Так-так… — задумчиво протянул Громов. — А ну-ка, проверим… Вот вы! — он ткнул пальцем в первого попавшегося парня — белобрысого, стриженного по-крестьянски, в кружок. — Грот-марсель — это где?
— Верхний парус на средней мачте, господин капитан! — без запинки выпалил белобрысый.
— А блинд?
— Блинд, господин капитан, на бушприте.
— Что ж, неплохо.
Искоса поглядывая на Райкова, Андрей опросил еще несколько человек, после чего развел руками и улыбнулся:
— Моряки — хоть куда. Правда, пока только в теории.
Данила Петрович окинул гостя цепким взглядом и, понизив голос, спросил: