— Да есть, как не быть? — под монотонный голос ведьмы расчувствовался немолодой уже сеньор. — Одна женщина, звать ее Ланда… но она простая крестьянка, а я — купец.
— Ты ее любишь? — грозно вопросила «знахарка Мария».
— Конечно!
— А она тебя?
— Думаю, и она испытывает ко мне какие-то чувства, — купец ответил тихо, но вполне убежденно. — Но она крестьянка, а я…
— Она крепостная? Раба?
— О нет! Говорю же — из небогатых крестьян. Но у нее и участок свой, и часть пастбища.
— Вдова?
— Вдова.
— А дети?
— Трое. Мальчик лет десяти и две дочки на выданье.
— На выданье… хм… вот оно что! — Юная колдунья ненадолго задумалась, а потом, воздев руки к небу, произнесла с пафосом: — Твоя Ланда — твоя судьба. Господь хочет, чтоб вы были вместе.
— О Боже! Так ведь и я этого хочу! Но…
— Сын ее будет тебе первым помощников в лавке…
— Он уже!
— Дочкам дашь приданое. Не очень большое. И помни: Господь вознаградит тебя куда большим!
Потом пришли двое «вечных» подмастерьев, мужчин лет тридцати, из-за почти полного отсутствия социальных лифтов так и не выбившихся в мастера. Оба хотели напустить порчу на гнобившего их хозяина, по их словам — скотины, каких свет не видывал, однако Аманда заниматься «черным колдовством» отказалась наотрез да выгнала бедолаг в шею.
«Приворот» у девчонки тоже не прокатил — всем страждущим она так и заявляла: сердца женщины, мол, надобно добиваться — оказывать знаки внимания, самому становиться лучше, любить, наконец… а не надеяться на какие-то там гнусные «дьявольские» снадобья!
— Ну и мужики пошли, — устало вытерев со лба пот, пожаловалась «знахарка» заглянувшему в конце дня Егору. — Из дюжины — только двое нормальных, остальные все злыдни какие-то — то приворот им, то порчу, сглаз навести или уж в крайнем случае отравить чужую корову. Ну как же можно так жить-то, всех вокруг себя ненавидя?
— Ой, здесь еще цветочки, — пессимистично усмехнулся молодой человек. — Ты, милая, России не видела. Вот уж где злобы-то — завались! Все друг дугу завидуют, друг друга ненавидят: власть — народ, народ — власть… Ох, что уж и говорить-то. Здесь все же люди порядочнее, честнее, даже добрее, что ли.
— Да уж, добрее, — тяжело вздохнув, Аманда искоса посмотрела на князя. — Я и говорю — то привороты, то порча. Добрее некуда!
— Ну, хоть что-то заработали.
— Да, заработали! — Ведьма подкинула на ладони серебряшки, рыбьей чешуей сверкнувшие в свете клонившегося к закату солнца. — На пару дней хватит. Где эта корчма-то… как его?.. Хуана Мавра.
— Я спросил уже. Идем, Аманда, идем, а то уж и стемнеет скоро.
* * *
Корчма Хуана Мавра располагалась на южной окраине города, невдалеке от массивных ворот с приземистой надвратной башней, на взгляд Вожникова, вполне способной выдержать даже ядерную атаку. На узком, вытянутом дворе, впритык заставленном возами, какой-то высокий худой мужчина со злым, смуглым до черноты лицом сурово отчитывал слуг — трех молодых парней, сконфуженно склонивших головы и мявших в руках шапки.
— Какого ж дьявола вы задали чужим лошадям столько овса? Так никакого фуража не напасешься! Сена, сена надо побольше класть! Ух, проваливайте, чтоб вас мои глаза не видели!
Судя по ругани и поведению, сей смуглый человек и был хозяин, Хуан Мавр, встретивший новых постояльцев, надо сказать, не очень-то ласково: что-то буркнул да махнул рукой — заходите, мол, — правда, плату вперед взять не забыл.
— За наши-то деньги мог бы быть и поласковее, — глядя в спину хозяину, негромко промолвил Егор. — Интересно, тут и в самом деле «все включено» или как? Впрочем, что гадать? Пошли-ка! Эй, эй, хозяин, нам бы перекусить что-нибудь!
Трактирщик даже не оглянулся, так и скрылся в дверях длинного, похожего на старый сарай строения, крытого соломой, — судя по всему, это и был искомый «мотель», ибо ничего другого подобного поблизости что-то не наблюдалось, если не считать пары глинобитных амбаров и птичника.
Внутри тускло горела сальная свечечка, одна-единственная на весь обеденный зал, перегороженный тремя длинными столами, устланными, за неимением скатертей, все той же соломой. За дальним столом сидела какая-то подозрительная компания из пяти человек в серых, с капюшонами, куртках, в какие обычно одевался местный плебс. Все пятеро лениво потягивали что-то из больших деревянных кружек и вполголоса обсуждали какие-то свои дела. Кстати, свечка как раз на их столике и горела, еще больше сгущая тьму во всех углах.
Никакого внимания на вошедших подозрительные людишки не обратили, хотя один из них все же обернулся — лицо у него оказалось нехорошее: какое-то кривое и узкое, как серп, правда, толком-то беглецы его не разглядели — темновато было.
К большому удивлению Вожникова, едва они с Амандой уселись за стоявший сразу напротив входа стол, как из темноты вынырнул молодой слуга с двумя кружками в руках и, улыбаясь, слегка склонил голову:
— Вот вам пиво, мои господа. Свежайшее имбирное пиво! Пейте, а я сейчас капусточки принесу.
— Капусточка — это славно. — Потерев руки, молодой человек взял кружку и, сделав глубокий глоток, закашлялся, едва не подавившись.
Аманда хлопнула глазами:
— Что такое, сеньор?
С полминуты Егор, словно выброшенная на берег рыба, хватал губами воздух, а потом выругался и в сердцах сплюнул на пол:
— Обычно морды бьют за такое пиво! Мало того, что кислое, так еще и разбавленное какой-то мочой.
— Обычное пиво, — опасливо попробовав принесенный напиток, пожала плечами девушка. — Это еще ничего, бывает и хуже.
— Не знаю, где хуже, но…
— Пожалуйте, капусточка!
Подбежавший слуга шваркнул на стол глиняное блюдо с каким-то жутко пахнущим месивом, не вызвавшим у князя ни малейшего проблеска аппетита.
— Кушайте на здоровье!
— Э, ты издеваешься, что ли? — Егор грозно нахмурил брови и схватил слугу за рукав: — Что, нормальной еды никакой нет?
— Почему же нет? — пожал плечами парень. — Есть. Но только за отдельную плату, мои господа.
Вожников хмыкнул и скривился:
— Вот вам и все включено! Ладно, скажи, что там у тебя есть… на пять серебряшек?
— А много чего есть, уважаемые! — сразу оживился слуга. — Можем яичницу с луком сварганить, пожарить рыбу, принести кувшинчик доброго вина…
— Вот с вина и начни, — кивнул молодой человек, глядя, как Аманда отсчитывает парню монетки. — Надеюсь, оно не такое мерзкое, как ваше пиво. А потом тащи все — и яичницу, и рыбу… да, свечку не забудь, и еще хлеб. Есть у вас хлеб-то?
— Есть вчерашние булки.