Стефан Франк исполнил эту просьбу, и картину убрали в подвалы.
Коснувшись листа бумаги, на котором Лэшер написал слова «Петир умрет», Александр сказал только, что слова правдивы, а вот призрак – «лгун».
Еще он предупредил Стефана Франка, что следует непременно прислушаться к предостережению Петира и больше никого не посылать в Порт-о-Пренс для дальнейших переговоров с Шарлоттой, ибо такого человека ждет неминуемая погибель.
Стефан Франк неоднократно пытался установить контакт с духом Петира ван Абеля. И каждый раз с облегчением писал в отчетах для досье, что все его попытки тщетны, а потому он абсолютно уверен, что дух Петира «вознесся в высшие слои».
До 1956 года в досье попадали истории о призраках, которых встречали на отрезке дороги, где умер Петир. Однако ни в одной из них не содержится упоминания о сколько-нибудь узнаваемом персонаже, имеющем отношение к данной истории.
На этом завершается период изучения Петиром ван Абелем Мэйфейрских ведьм, которых, полагаясь на собственноручные записи Петира, можно с уверенностью назвать его потомками.
История продолжается… Просьба обратиться к части V.
После смерти Петира Стефан Франк твердо решил, что, пока он жив, орден не будет предпринимать новых попыток установить прямые контакты с Мэйфейрскими ведьмами. Это решение сохранили в силе и его последователи, Мартин Геллер и Ричард Крамер, каждый в свое время.
Хотя агенты ордена не раз обращались с петициями, в которых просили позволения завязать такие контакты, совет каждый раз единогласно голосовал против и строгий запрет оставался в силе вплоть до двадцатого века.
Однако орден продолжал исследования на расстоянии. Информация о Мэйфейрских ведьмах зачастую поступала от жителей колонии, хотя те даже не догадывались об истинной причине расспросов и значении сообщенных нам сведений.
Методы исследования
На протяжении этих более чем двух столетий Таламаска создавала по всему миру целую сеть «наблюдателей» – их задачей было присылать в Обитель газетные вырезки и записи слухов. На Сан-Доминго подобные сведения собирали несколько человек. Входившие в их число голландские торговцы считали, что интерес к семейству Мэйфейр носит исключительно финансовый характер, в то время как пожелавшим сотрудничать с орденом жителям колонии было сказано, что в Европе некоторые заинтересованные лица дорого заплатят за информацию о Мэйфейрах. В то время еще не существовало профессиональных агентов, сравнимых с частными детективами двадцатого века. И все же сведений было собрано поразительное количество.
Комментарии архивариусов отличаются немногословностью и зачастую поспешностью; иногда они представляют собой всего лишь краткое введение к собранному материалу.
Сведения о наследстве Мэйфейров были получены окольными путями и, по всей вероятности, незаконно, через подкуп банковских служащих. Таламаска всегда пользовалась подобными методами, а в те годы действовала, скажем так, чуть менее щепетильно. Обычным оправданием как тогда, так и впоследствии служил тот факт, что добытая таким образом информация обычно доступна только одному-двум десяткам людей. Вскрытие личной переписки никогда не производилось, равно как сведения о частной жизни или делах никогда не использовались в неблаговидных целях.
Изображения особняка и членов семейства приобретались различными путями. Один портрет Жанны Луизы Мэйфейр был выкуплен у недовольного живописца, после того как дама отвергла его работу. Аналогичным образом удалось получить дагерротип Кэтрин и ее мужа, Дарси Монехана: семья приобрела только пять из десяти сделанных за один сеанс изображений.
Время от времени мы получали косвенные доказательства того, что семья Мэйфейров знает о нашем существовании и предпринятом нами исследовании. По крайней мере один наблюдатель – француз, работавший некоторое время надсмотрщиком на плантации Мэйфейров на Сан-Доминго, – погиб при весьма подозрительных обстоятельствах. Этот случай повлек за собой еще большую осторожность с нашей стороны и требование соблюдения строжайшей секретности нашими наблюдателями, что в свою очередь резко сократило объем информации.
Большинство оригиналов находятся в ветхом состоянии. Однако все они так или иначе скопированы, а потому собранные сведения вполне доступны для продолжения кропотливой и тщательной работы.
О повествовании, которое вы читаете
Нижеприведенное повествование основано на всех собранных материалах и записях, включая несколько ранних фрагментарных рассказов на французском и латинском языках, а также изложенных с применением латинского шифра, разработанного Таламаской. Полная опись данных материалов находится в главном архиве в Лондоне.
Знакомство с этим досье я начал в 1945 году, незадолго до того вступив в Таламаску и не успев непосредственно подключиться к исследованию Мэйфеирских ведьм. Составление его первой «полной версии» я завершил в 1956 году и с тех пор постоянно ее обновляю и исправляю. Кардинальный пересмотр досье был предпринят мною в 1979 году, когда вся история семьи, в том числе и отчеты Петира ван Абеля, была занесена в компьютер Таламаски. С того времени введение новых материалов не представляет сложности.
До 1958 года я не был непосредственно связан с делом о Мэйфеирских ведьмах. В свое время, когда до меня дойдет очередь, я расскажу о себе более подробно.
Эрон Аайтнер, январь 1989 г.
Продолжение досье
Шарлотта Мэйфейр Фонтене дожила почти до семидесяти шести лет и умерла в 1743 году, к тому времени у нее было пятеро детей и семнадцать внуков. При ней Мэй-Фейр оставалась самой процветающей плантацией на Сан-Доминго. Несколько ее внуков вернулись во Францию, и их потомки погибли в годы революции в конце века.
Первенец Шарлотты, названный в честь отца Антуаном, не унаследовал, к счастью, его заболевания, вырос здоровым человеком, женился и стал отцом семерых детей. Тем не менее плантация, названная Мэй-Фейр, перешла к нему только номинально. Фактически она досталась дочери Шарлотты Жанне Луизе, родившейся спустя девять месяцев после смерти Петира Ван Абеля.
Всю свою жизнь Антуан Фонтене III находился в подчинении у Жанны Луизы и ее брата-близнеца Петера, которого никогда не звали на французский манер Пьером. Почти не приходится сомневаться, что двойняшки были детьми ван Абеля. И у Жанны Луизы, и у Петера были светло-каштановые волосы, светлая кожа и светлые глаза.
Прежде чем умер муж-калека, Шарлотта родила еще двух мальчиков. По слухам, отцами были два разных мужчины. Оба мальчика выросли и эмигрировали во Францию. Всю свою жизнь они носили фамилию Фонтене.