Настоящая фамилия Шведа была Швядас, но когда записывали в документах, писарь то ли не расслышал, то ли неправильно записал.
— Товарищ капитан? — уже с напором спросил энкавэдэшник.
— Да-да. Я — Михайлов Александр Сергеевич, капитан, командир танкового батальона девятнадцатой танковой дивизии.
— И как же вы, товарищ капитан, попали в плен, из которого мы вас освободили? — требовательно глядя мне в глаза, поинтересовался лейтенант.
И тут к нам подбежал старшина-пограничник лет тридцати и тихо сказал то ли младшему, то ли старшему лейтенанту, я пока не разобрался в местных знаках различия:
— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, там дорога и наши, — и замолчал, покосившись на меня.
— Что наши? Какая дорога? — повернулся лейтенант к старшине, оставив меня пока в покое.
— Дорога проселочная, за дорогой лес, нужно пересечь двести пятьдесят метров открытой местности, но там наших окруженцев несколько сотен. Товарищ полковник велел вас позвать.
— За мной! — приказал энкавэдэшник и, подхватив хорошо мне знакомый по любимой стрелялке немецкий карабин «Маузер Kar.98k», который я до этого не заметил, скрылся вместе со старшиной.
— Как вы, товарищ капитан? Хотите воды? — спросил у меня Карпов и, отстегнув, подал фляжку.
Я попытался открутить крышку, но из-за нервного перенапряжения руки дрожали как с похмелья.
— Давайте помогу, товарищ капитан. — Забрав у меня фляжку, боец открутил колпачок и поднес ее к моим губам.
Выбивая дробь зубами по горлышку, я сделал несколько судорожных глотков, затем шумно вздохнул и спросил у Карпова, разглядев у него на петлицах треугольники («Старший сержант», — тут же подсказала память Шведа):
— Сержант, где мы?
— Где-то в районе Смоленска, товарищ капитан.
— Помоги подняться.
Карпов и второй танкист, оставшийся неизвестным, поддерживая, довели меня до ближайшего дерева, на которое я оперся спиной. Я сделал вид, что пережидаю, когда пройдет головокружение. На самом деле тело Шведа мне плохо подчинялось. Диверсант был невысокого роста, где-то около метра семидесяти при семидесяти двух килограммах, тогда как мой рост составлял метр восемьдесят четыре, а вес — сто шесть кэгэ. Моторика движений совсем другая. Поэтому я стал двигать конечностями, крутить головой, туловищем и делать другие разминочные движения. Проведя рукой по животу, нащупал мощный пресс. Ого! Даже привычного намека на брюшко нет! И вообще отличий от моего рыхлого растренированного тела много.
Чувствуя небывалый подъем и ни на кого не обращая внимания, стал делать приседания. Десять — нормально, двадцать… даже одышки нет. Тридцать — ну ничего себе! После сорока в голове начало шуметь, перед глазами задвоилось, и я стал заваливаться на бок, делая вид, что вот-вот потеряю сознание. Подобное поведение объясняется просто — заданием Шведа было под видом капитана Михайлова попасть в одну из групп окруженцев, обнаруженную воздушной разведкой, втереться в доверие к старшему комсоставу и с их помощью занять штабную должность. Делая вид, что из-за тяжелой контузии не может служить в боевых частях, выйти из окружения, пройти фильтр НКВД, затаиться и нести обычную службу штабиста, ничем не выделяясь, пока с ним не свяжутся.
Попасть к окруженцам оказалось просто: Шведа немного побили, чтоб появились синяки, а потом профессионально вырубили.
На одном из хуторов остановился немецкий грузовик, из которого с грохотом посыпались немцы и стали разбегаться по территории. Четверо вломились в дом, остальные занялись обыском хозяйственных построек. Из кабины вылез молодой офицер и, махнув рукой трем солдатам, оставшимся у грузовика, направился к дому. Один из немцев залез в кузов и стал сбрасывать под смех остальных связанные тела, одетые в форму командиров Красной армии… Внедрение разрабатывали аналитики Абвера. Когда было выявлено, где находятся окруженцы из 20-й танковой, разыграли небольшой спектакль.
Нужно торопиться! Пошарив у пояса, не обнаружил ни ремня, ни кобуры. Блин! Меня же из плена освободили, какое оружие? Шведа я уже считал собой, наши личности полностью слились, только заблокировал память с его развлечениями, оставив те воспоминания, что могут пригодиться. Его личность практически исчезла, оставив только воспоминания. Службу в армии оставил почти всю. До этого танки только в инете видел, когда читал про попаданцев, да технику на Площади Победы в Казани, а тут, прокрутив чужую память, узнал, что знаком со всеми «бэтэшками», Т-26, Т-28 и немного трофейным польским 7ТР. Уже неплохо.
Вот ведь никогда бы не подумал, что это произойдет именно со мной! Сколько ни читал про это, а все равно никак не могу поверить в перемещение!..
— Товарищ капитан, ну нельзя же так, вы же контужены! — запричитал боец с санитарной сумкой, перевязывающий до этого раненного в голову сержанта-зенитчика, и сунул мне под нос ватку.
В голове сразу же просветлело, и я, судорожно пытаясь вздохнуть, силился разглядеть сквозь слезы, брызнувшие из глаз, где этот гадский медик, чтоб порвать его как Тузик грелку, но ловко увернувшийся санитар уже подавал мне небольшую тряпочку:
— Вот, вытритесь, товарищ капитан.
Протерев лицо, я попытался унять пожар, полыхающий у меня в носу. Наверное, все волосы там сгорели! Вытирая продолжающие течь слезы, слушал жужжание санитара, что делать контуженым можно, а что нет. Уф, вернув тряпицу бойцу, отправил его осматривать других раненых. Вдалеке слышалась канонада, на которую я раньше как-то не обращал внимания, а потом с востока донесся гул авиационных моторов. Девятка «Юнкерсов» неторопливо шла на километровой высоте. За последним тянулся шлейф дыма, но было незаметно, чтобы он отставал. Проводив «лаптежников» взглядом, один из бойцов — невысокий, с ранней сединой — сказал:
— Вот и нас такие же бомбили, от всего полка едва батальон наберется. — В его голосе слышалась неприкрытая ненависть.
Интересно, который час? Судя по солнцу, около десяти утра. Спросил у сидящих вокруг. У бойцов часов не оказалось.
— Десять часов тридцать семь минут, товарищ капитан, — сообщил круглолицый младший лейтенант-минометчик, баюкая раненую руку.
И тут сработала память Шведа.
— Карпов, мне нужно оружие, НЕМЕДЛЕННО! — От моего тихого крика оба танкиста и сидящие рядом красноармейцы вздрогнули.
«Ого, наследство Шведа проснулось! У меня никогда командного голоса не было».
— Товарищ капитан, товарищ младший лейтенант приказал оружие вам не давать, пока он не разрешит, — сказал Карпов и покосился в сторону. Обернувшись, я увидел курносого пограничника лет девятнадцати с ППД, внимательно за мной наблюдающего.
«М-да, пока не пройду проверки, буду под наблюдением».
Присев и облокотившись о дерево, стал вспоминать, как Шведа освобождали из плена.