— Что-то серьезное? — спросил я рассеянно, разглядывая пленных. Кто-то прятал стыдливо глаза, кто-то смело, со злостью смотрел на нас. Не опуская взгляда, я смотрел в эти глаза. Там было все: злоба, стыд, безразличие, радость, боль и… удивление?
— Да, господин лейтенант, пьяные танкисты наехали ему на ногу. Врачи говорят, что он теперь будет непригоден к службе.
Разыграв удивление, я спросил, как это случилось. Стараясь не слишком пристально разглядывать пленных, я спокойно глядел в глаза Никаненкова, того младшего лейтенанта энкавэдэшника из особого отдела, с которым мы расстались всего два дня назад. А было такое впечатление, будто прошла целая вечность. Никаненков сидел в окружении группы бойцов, сплотившихся вокруг него. Некоторые из них были мне смутно знакомы.
— Так господин лейтенант тоже немного выпил, но, в отличие от танкистов, стоять мог. Вот и стал командовать, как выгонять из сарая танк, который они туда загнали. Ну и когда водитель сдавал назад, то и наехал на ногу герра лейтенанта. Я сам не видел, но солдаты, которые видели, говорили, что нога лейтенанта была похожа на лепешку. Он так кричал…
«Совсем как мы, русские!» — подумал я с усмешкой. Унтер продолжал рассказывать про службу, я же не отводил глаз от Никаненкова. Тот сидел в простой форме красноармейца и, чуть наклонив голову набок, исподлобья разглядывал меня. В его взгляде я заметил появившееся презрение и ярость. Напружинившись, как будто перед прыжком, он не сводил с меня глаз. Бойцы вокруг также по его жесту стали готовиться к броску. Внимательно окинув взглядом красноармейцев, нет ли еще знакомых, — нет, все лица были мне незнакомы, — я снова посмотрел на Никаненкова. Незаметно ему подмигнув и повернувшись к Бергу, рассказывающему про свою семью (похоже было, что у него словесный понос), сказал, прервав его:
— Я хочу обратиться к русским солдатам с речью. Я немного знаю русский язык.
Унтер пожал плечами, ему было пофиг. Повернувшись к пленным бойцам, я начал говорить, страшно коверкая слова. На всякий случай, вдруг унтер знал русский.
— Лусские солгаты! Я хак официер хошу сказадь, што вы двались хак навстояшие воины и мне осень приядно идеть вас в насем плену. В плену с вани бутут обршаться по-шеловецески и вам оказут медицинзкую помось и помось к вам придет. — Последнее слово я сказал чисто, не коверкая язык, небрежно глянув при этом на Никоненкова. Чуть опустив веки, тот показал мне, что понял и будет наготове. Повернувшись к Бергу, сказал, что мне пора, мол, и так опаздываю. Дойдя до машины, распрощался с унтером и, сев в машину, велел ехать дальше. Объехав пленных, провожаемые их взглядами, мы снова выехали на дорогу.
— Нужно хорошее место для засады, — сказал я вслух, думая о том, что делать дальше. Понемногу план начал формироваться в голове, но меня отвлек водитель:
— Вот здесь, товарищ капитан, отличное место для засады.
Бросив взгляд вперед, я понял, что водила предлагает действительно отличное место. Даже есть где машины спрятать. По крайней мере, с дороги их не будет видно. Приказав остановиться, открыв дверь и встав на подножку, осмотрелся. Ехавшая и так с небольшой скоростью машина, скрипнув тормозами, остановилась. Повернувшись к подошедшему Василькову, показал на два танка Т-26, подбитых рядом с дорогой.
Я велел осмотреть их на предмет возможной засады, как на нас, так и нами на немцев, при этом качнув головой в сторону, откуда мы приехали. Радостно улыбнувшись, сержант крикнул двоих бойцов и направился к танкам. Остальные внимательно наблюдали за дорогой. Место для засады действительно было отличным. Ровное поле, нигде не спрячешься. Два танка в ста метрах от дороги: один на вид целый, другой сгоревший. Судя по лежащей рядом с левой гусеницей башне, он взорвался от детонации боекомплекта. Еще и до леса почти полкилометра. В случае чего можно отойти туда.
Выбирая места для бойцов, где они залягут, я бросил взгляд вслед сержанту с бойцами, которые прошли уже половину расстояния, и тут же заорал:
— Все из машины!
Спрыгивая с подножки и укрываясь в небольшом, на полметра, кювете, слышал рядом топот бойцов и стук женских туфель. Мой приказ объяснялся просто: башня целого Т-26 медленно поворачивалась на нас.
Выглянув из кювета, я смотрел, как сержант с бойцами зигзагами бегут к танку. Неожиданно грохнул винтовочный выстрел — и один из бойцов упал. Васильков, понимая, что в немцев могут стрелять только свои, огня не открывал. Крича что-то на бегу, он достиг танка и, взбежав на броню, дал в небо короткую очередь. Привстав, я наблюдал, как сержант в открытый башенный люк что-то говорил сидящему внутри. Потом, повернувшись в нашу сторону, замахал руками, призывая. Второй боец, держа в руках винтовку Мосина, отобранную у кого-то позади танка, бегом направлялся к упавшему бойцу. Встав и велев бойцам усилить внимание за окружающей обстановкой, я отдал Вяткину свой бинокль и направился к танку.
Глядя на этих детей, одетых в форму учащихся артиллерийской спецшколы, — на вид им около шестнадцати-семнадцати лет — я думал, что вот именно такие характеры выиграли и победили в той войне, в которой я сейчас участвовал. Именно они защищали Москву, именно они воевали в бойне Сталинграда, именно они брали Рейхстаг. Глядя в эти глаза, я представлял себя на их месте. Смог бы я вот так, с одной винтовкой, пойти против вооруженного противника, с одним патроном, с танком без снарядов и без замка на орудии? Что-что, а характер у них есть. И я в лепешку расшибусь, но вывезу их за линию фронта, чтобы они доучились и били немцев, как встали плечом к плечу против моих бойцов. Вздохнув, я приказал:
— Представьтесь, товарищи курсанты!
Все трое встали в шеренгу и, вытянувшись, начали.
— Курсант второй учебной батареи Суслов. Выходим из окружения после бомбардировки поезда во время эвакуации нашей школы из летнего лагеря, — отрапортовал невысокий брюнет, крепыш с волевым лицом.
Вторым представился высокий худой паренек со скуластым лицом:
— Курсант Белов, вторая учебная батарея.
— Курсант Ищенко, вторая учебная батарея, — представился последний из курсантов с удивительно длинными ресницами.
— Товарищ капитан, разрешите вопрос? — поднял руку Суслов. Похоже, у этой троицы именно он был за командира, да и движения выдавали в нем лидера.
— Да, можно, курсант. Задавай свой вопрос, — разрешил я. Суслов немного замялся:
— Товарищ капитан, а вы нас возьмете с собой? — Судя по тому, как беспокойно закрутили головами курсанты, их этот вопрос волновал очень сильно.
— Конечно, возьму. Не брошу же я вас здесь!
Курсанты радостно заулыбались. Видно, ходить одним по тылам противника им уже изрядно надоело.
— Так, ну а теперь рассказывайте, как вы тут очутились?
Курсанты хором загомонили. Велев им замолчать, я приказал Суслову начинать. Подошедший к началу рассказа Васильков успокаивающе махнул рукой. Курсанты, увидев этот жест, облегченно вздохнули. Быть убийцами своего они не хотели.