На выходе столкнулись с камердинером Лестока. Тот, узрев нас, опасливо шарахнулся в сторону. Я не удержался. Пользуясь тем, что других свидетелей нет, приблизился к камердинеру и добродушно хлопнул по плечу:
— Благодарю за службу, братец! Молодец!
Бледный как мел слуга счёл за лучшее скрыться за ближайшими дверьми, а Ваня недоумённо спросил:
— Ты чего это? За какую службу благодаришь?
Я усмехнулся.
— А ты что? Неужели не понял?
Копиист пожал плечами, и тогда я пояснил:
— Зуб даю: камердинер и есть тот стукачок, по чьей наводке мы на Лестока вышли. Подумай: это самая подходящая кандидатура. Всё видит и знает, всегда поблизости. Тем более, если речь о всяких цацках идёт. Ну, кто другой?
— А-а-а! — задумчиво протянул копиист.
— Ага, — засмеялся я. — Рот закрой: ворона залетит.
— Скажешь тоже! — рассердился Иван, но быстро отошёл.
Оказавшись снаружи, принялись обсуждать, что делать дальше. Карташова следовало арестовать, но переться вдвоём, да ещё с кучей конфискованных драгоценностей… Рискованно.
Все сомнения разрешил камердинер, тихой мышкой выскользнувший из дома и оказавшийся за нашими спинами. Он кашлянул, привлекая к себе внимание. Мы обернулись.
— Судари, вам нужно поспешать. Хозяин только что отправил одного из слуг, чтобы тот предупредил Карташова. Он токмо-токмо через чёрный ход выскочил.
— Ах Лесток! Ах сучий потрох! — разозлился копиист. — Даст боженька, припомню ему!
Я пожал камердинеру руку.
— Хвалю! Родина тебя не забудет! Ушаков так точно!
— Чего уж, — засмущался тот.
— Дуй обратно, пока хозяин ничего не заподозрил, а нам, видать, придётся поспешить. Давай, Ваня, прибавим обороты.
Мы выскочили на проспект. Мимо трюхала пустая повозка, покрытая рогожей. Подвыпивший мужичок делал вид, что управляет процессом, не выпуская вожжи из рук. В действительности, тощая кобылка могла обойтись и без него, прекрасно зная маршрут.
Я преградил дорогу.
— Стой!
Телега замерла без всяких манипуляций со стороны возчика.
— Мы из Тайной канцелярии! Временно реквизируем тебя и твоего Росинанта на государственные нужды.
Вряд ли мужик понял и половину той белиберды, что я произнёс, но фраза «Тайная канцелярия» оказала на него магическое воздействие. Он беспрекословно выполнил все наши требования.
Как выяснилось, кобылка была просто рождена для гонок. После того, как Иван взял управление в свои руки, мы стартовали со скоростью ракеты и понеслись вдоль запруженной народом улицы, произведя изрядный переполох. Вихрем ворвались на маленький торжок: по сторонам полетели испуганно квохчущие куры, под колёсами что-то затрещало и захрустело, вдребезги бились горшки, заливая мостовую белыми лужами молока, сливок и сметаны. Народ прятался кто куда: вжимался в ниши, прятался под лавки… самые смелые улюлюкали в спину и пытались бросать камнями. В азарте погони мы ничего не слышали и не чувствовали. Лишь ветер свистел в ушах, да мелькали в глазах новые строения, заборы, дома, пешеходы. Шарахались в сторону встречные экипажи, избегая неминуемого столкновения. Дико ржали лошади, ломалась упряжь.
Влетали в очередной переулок с бешеной скоростью, телегу заносило, колёса отрывались от земли, мы чудом удерживались в повозке.
От избытка чувств я даже заорал:
— Ваня, да ты реально крут!
Он не слышал меня и гнал дальше.
Не знаю, насколько хорошо Иван ориентировался в городе, у меня сложилось впечатление, что в паре мест мы успели побывать повторно. Особенно нам обрадовались на торжке, когда встретив впереди препятствие, копиист развернулся и понёсся обратно. Не успевшие прийти в себя граждане, истошно вопя, снова разбегались, не желая превращаться в кегли для боулинга.
Найдя мазанку, в которой жил Карташов, остановились. Иван, грозно сверкая глазами, велел вознице быть на месте, без нас не уезжать. Тот ошалело закивал.
Двери были закрыты. Мы яростно заколотили по ним руками и ногами, требуя от Карташова сдаться на милость Тайной канцелярии. В ответ раздался выстрел. Мы едва успели отпрянуть, как в дверях образовалась дыра, сквозь которую можно было просунуть кулак.
— Не дури, Карташов! — крикнул Иван. — Хуже будет!
— Да пошли вы!
Откуда-то сбоку послышался треск, что-то зазвенело. Я ринулся к торцу дома и увидел фигуру, выпрыгивающую из вынесенного вместе с рамой слюдяного окна. Очевидно, это и был тот самый поручик Бутырского полка, по чью душу мы пожаловали.
Оказавшись на земле, фигура ловко сгруппировалась, затем распрямилась. Миг, и в мою сторону было направлено дуло пистолета с взведённым курком. Дымок из ствола не курился, я сделал правильный вывод, что пушка была заряжена. Картина, надо сказать, не предвещала ничего хорошего.
Качать «маятник» меня не учили, не входило это в курс общевойсковой подготовки. Бронежилета тоже не было.
Я успел увидеть взгляд, которым меня пытался пронзить Карташов, и он мне ужасно не понравился. Это был взгляд хладнокровного убийцы, рука которого не дрогнет. К тому же нас разделяли считанные метры. Промахнуться с такого расстояния невозможно. Это понимали мы оба.
Момент, растянувшийся в вечность, подходил к концу. Я видел, как палец Карташова лёг на спусковой крючок, как на лице его показалась отвратительная усмешка. Каким-то шестым чувством я уловил миг выстрела, просчитал траекторию выстрела и ушёл чуть вбок с линии огня. Пуля просвистела где-то рядом. Не стану врать, я не видел её, но физически почувствовал свист и лёгкое дуновение возле меня. Наверное, это было маленькое чудо. Я успел! Успел!
Карташов, действуя на полном автомате, кинул в меня разряженный пистолет. Я выбросил вперёд руку, отбил железяку (удар получился на удивление чувствительным, едва не «отсушило» нервы) и ринулся головой вперёд на поручика.
Мы сшиблись, сходу перейдя в боксёрский клинч. Я заработал руками, методично лупя по бокам и рёбрам, а Карташов, растерявшийся от моего напора, ничего не мог противопоставить в ответ. Он вцепился в меня и попытался повалить. Не сразу, но ему это удалось: поручик был ниже ростом, однако весил на добрый пуд больше. А то, согласитесь, ра-а-азница!
Мы покатились по земле, лупцуя друг друга, но удары превращались в тычки, неспособные вывести из строя.
В какой-то момент Карташову удалось перехватить инициативу, он слегка оглушил меня и, воспользовавшись этим, сел сверху, занеся внушительный кулак. И сразу осел безвольным кулем. Это Иван, улучив удачный момент, огрел поручика по башке его же пистолетом.
Сбросив с себя тело Карташова, я приподнялся. Голова шумела, перед глазами двоилось и троилось. Если начну «травить», классические симптомы сотрясения мозга налицо.