Иван старательно, без помарок, заскрипел остро отточенным пером. Закончив, приподнял голову.
— Ещё что написать?
— Дай бумагу, — протянул руку Ушаков.
Пробежался глазами по написанному, одобрительно кивнул и вернул листок Ивану.
— Ставь дату и подпись.
Не особо вдумываясь в сказанное Ушаковым, Иван поставил дату и аккуратно вывел свою подпись. Посыпал бумагу песочком, чтобы буквы не размазались, а потом тщательно смёл. Всё это время отец безмолвно наблюдал за действиями сына. Нижняя губа Егория Савелича дрожала.
Ушаков ещё раз ознакомился с написанным, похвалил Ивана за разборчивый почерк и сунул бумагу в верхний ящик письменного стола.
— Ну, Иван, сын Егориев, могу тебя поздравить с поступлением на службу. С сего дня зачисляю Ивана Савельева в штат Тайной канцелярии на должность копииста с положенным денежным жалованьем в сорок пять рублей в год, а это поболе, чем тебе бы в гвардиянусах платили. Кланяйся, невежа, — весело приказал Ушаков.
Однако первым к ногам всесильного главы Тайной канцелярии поклонился отец Ивана. Ошеломлённый столь неожиданным поворотом юноша замешкался, и тут же мощная отцовская длань легла ему на шею, заставляя согнуться чуть ли не в три погибели.
Чья-то рука прикоснулась к моему плечу, сжала, последовал резкий толчок. Чувствительный, было больно. Зачем? Что я сделал?
Толчок вырвал меня из иной реальности, кабинета Ушакова, папеньки… папеньки?!
— Иван, очнитесь. На сегодня хватит. Да просыпайтесь же!
— А?! Что?! — Я всё ещё не мог прийти в себя и ошеломлённо моргал, не понимая, что происходит.
Наконец, зрение сфокусировалось на лице Арсения Петровича. Тот выглядел немного испуганным.
— Арсений Петрович… Вы? Что происходит, где Ушаков?
— Не волнуйтесь, всё в порядке. Вы по-прежнему в лаборатории, совершили первый прыжок в прошлое, подключились к сознанию своего предка. А Ушаков… Позвольте, Ушаков Андрей Иванович, глава Тайной канцелярии?
— Да, он. Меня, то есть моего предка пристроили к нему копиистом. Буквально только что… И всё это произошло словно со мной.
— Это нормально, — пробормотал Арсений Петрович, но как-то неубедительно.
Он вытер со лба крупные капельки пота.
— Вы, наверное, хотите пить? Обычно, когда возвращаются из «экскурса», все хотят пить. Жажда воистину нечеловеческая, по себе помню. Тут не столько физиология, сколько психология.
— Да, очень хочу. Ведро, наверное, выпил бы. И всё так реально… Не знаю, мне словами не описать. Даже как-то страшно, не верится. Будто видел сон, и в то же время это было наяву. Эх, не объяснить! — сокрушённо вздохнул я.
Арсений Петрович закивал:
— Полноте, ничего объяснять не нужно. Я тоже проходил через это, ваши впечатления и эмоции мне знакомы. А на сегодня всё, хватит. Ни о чём не думайте, езжайте домой, там хорошенько отоспитесь, а завтра часикам к десяти возвращайтесь в лабораторию. Тогда и напишите мне доклад. Ничего такого, буквально пару строчек. Исключительно ради отчётности.
Я охотно согласился:
— Вы правы, мне и в самом деле лучше домой, поспать. Но сначала воды.
И я жадно прильнул к протянутому Арсением Петровичем стакану, в котором плескалась холодная до зубовного лома минералка. Стакан у меня периодически отбирали, вновь доливая его до краёв. А я долго пил и не мог напиться.
Лаборатория профессора Орлова (это была фамилия Арсения Петровича) находилась в пригороде. Она принадлежала институту с длинным и совершенно непроизносимым названием. Скажу больше — из этого названия совершенно невозможно было понять, чем собственно занимается институт. Я смутно догадывался, что корни его произрастают из какой-то бериевской шарашки, работавшей на оборонку.
Институт с конца восьмидесятых влачил жалкое существование. Лишь в начале века произошли положительные сдвиги, однако последствия тех чёрных для науки лет до сих пор давали о себе знать: в штате в основном состояли сотрудники довольно преклонного возраста или молодые амбициозные ребята, вчерашние выпускники вузов. Людей среднего, можно сказать, «потерянного» поколения раз-два и обчёлся.
Большое начальство разъезжало на солидных служебных «Волгах». Народ побогаче — на личном авто. Остальные пользовались выделенным под нужды института автобусом, который собирал сотрудников по утрам и развозил по домам после рабочего дня.
Но сегодня меня отпустили пораньше, а это означало, что рассчитывать на казённый транспорт не приходится. Большого желания торчать на работе ещё несколько часов я не испытывал.
Такси в такую глухомань было не вызвать даже за бешеные деньги. Оставался только один вариант: доехать на пригородном автобусе. Кто-то из лаборантов услужливо подсунул мне расписание.
По всему выходило: нужно спешить. Я даже душ не стал принимать. Быстро переоделся, запихал белый халат (а как же, храм науки!) в шкафчик, закрыл на кодовый замок и пошёл на выход.
Вахтёр в «аквариуме», хоть и прекрасно помнил меня в лицо, всё равно не давал никому покинуть лабораторию без прикладывания пропуска к электронному турникету.
Ходили слухи, что скоро поставят и алкотестеры. Молодые лаборанты, привыкшие к бурным выходным, всерьёз разрабатывали способы обмана хитрой техники.
Я практически не выпивал, и меня эта проблема интересовало мало. Гораздо сильнее сейчас заботил другой вопрос: побыстрее добраться домой и завалиться спать. Чувствовал я себя неважно.
Пригородный автобус пришёл на удивление точно, тютелька в тютельку с расписанием. Пассажиров было немного: дачный сезон позади, вот со второй половины апреля народу будет как сельдей в бочке, не втиснешься.
Я прошёл к свободному месту, плюхнулся на жёсткое пластмассовое сиденье, обтянутое ржаво-коричневым дерматином, и сразу понял, что меня неудержимо клонит ко сну. С трудом вытерпел до появления кассира, отдал ему кровный полтинник, получил взамен билет (несчастливый, машинально отметил мозг, в правой половине сумма цифр больше), опустил подбородок и задремал.
Автобус подпрыгивал на неровностях (эх, дороги-дороги, когда же у нас наконец появятся нормальные, пусть не автобаны, но хотя бы не просто направления!), пассажиров подбрасывало, голова моталась вверх-вниз. Я на мгновение просыпался, недоумевающе оглядывался и снова впадал в почти бессознательное состояние. Нужную остановку не проспал только чудом.
Зашёл в подъезд, открыл дверь, едва не растянувшись на пороге. Ноги были как ватные, отказывались слушаться, словно я подарил их кому-то другому.
Сил едва хватило только на то, чтобы вскипятить чайник. Есть не хотелось, только пить.
Принято считать, что лучше всего удовлетворяет жажду зелёный чай. Я выдул полтора литра и… не напился.