— Резонный вопрос, — сказал Александр. — И он решается комплексно. Во-первых, в объеме производимой продукции Имперской корпорации должна быть определенная доля товаров народного потребления. То есть то, что востребовано на рынке как внутреннем, так и внешнем. Во-вторых, государственные заказы. Например, то же перевооружение армии.
— Перевооружение армии… это ведь весьма дорогое удовольствие. Откуда мы возьмем деньги на регулярное перевооружение? — смущенно пожал плечами Абаза. — Раньше Россия испытывала в этой связи очень большие проблемы. Причем, что немаловажно, постоянно.
— Вспомните, какие у нас запасы золота, серебра, платины, алмазов, изумрудов и рубинов?
— При установленной форме резервирования мы можем выпустить в оборот наличные средства на сумму в сто сорок миллиардов империалов, не нарушая закон о резервировании.
— Сейчас у нас в обороте тридцать семь миллиардов. Ну не в обороте, конечно, а вводится в него, но это непринципиально. Так? — смотря прямо в глаза, спросил Император.
— Так.
— Какой у нас годовой объем добычи товара казначейского резервирования?
— В прошлом году мы закрыли баланс в районе миллиарда империалов. Большая доля, безусловно, ушла в алмазы…
— Это не принципиально. Важно то, что покрывать минус внешнего оборота за счет выпуска обеспеченных денежных знаков мы сможем очень и очень долго. По моим подсчетам, десятки лет. Особенно если сможем открыто подмять под себя Трансвааль.
— А потом?
— А что потом? Вы хотите создать идеальную систему? — улыбнулся Александр. — Это не получится, потому что мир слишком быстро развивается. Я убежден, что на ближайшие полвека придуманной мной схемы должно хватить за глаза даже при негативных условиях.
— После вас хоть потоп? — грустно произнес Абаза, цитируя Людовика XIV.
— Отнюдь. Что нам мешает после изживания схемы частичного резервирования на основании золотого эквивалента добавить в него новый пункт? Например, коэффициент промышленного развития, тем самым изменив ставку резервирования, привязав ее по формуле не только к объему накопленных ценностей в хранилище, но и к объему производимых товаров.
— Но ведь свободный обмен… он ведь ограничен только временно…
— Я вас уверяю, этот шаг вполне осмыслен и эта «временная мера» в будущем только усугубится, — улыбнулся Александр. — Думаю, что через лет пятнадцать-двадцать минимальный порог обмена будет увеличен и установлен верхний.
— Но что скажут люди? — развел руками Абаза.
— Поживем — увидим. Впрочем, ситуация еще может много раз измениться. Я не исключаю, что мы вообще уйдем от золотого эквивалента к какой-нибудь иной абстрактной системе. В любом случае это вопрос будущего.
3 августа 1882 года. Брюссель. Штаб-квартира Североатлантического альянса [33]
— Господа! — Алессандро Грациани [34] повысил голос, чтобы перекричать весь тот шум и гам, что творился в зале заседаний. — Господа! Прошу внимания! — громко сказал он снова и выдержал небольшую паузу, давая уважаемым людям усесться поудобнее. — Итак, мы здесь собрались для того, чтобы обсудить сложившуюся непростую обстановку.
— Россию! — воскликнул король Дании Кристиан IX, имевший очень большие претензии к русской ветви Ольденбургской династии и Александру, в частности, считая его своим личным врагом.
— Да, в том числе и Россию. Но начнем с более насущных вещей. Не секрет, что в созданном несколько лет назад Североатлантическом альянсе сложилась нездоровая ситуация с финансами. Большое количество разнообразных денег приводит к росту издержек и затруднению товарного и денежного оборота между нашими странами.
— И что вы предлагаете? — спросил сэр Гладстон. — Ввести единую валюту?
— Это было бы замечательно, но я считаю, подобный шаг пока преждевременен. Но упорядочить денежное обращение нужно, безусловно!
Глава Италии предложил не что иное, как Латинский монетный союз, не возникший в этой реальности в 1865 году по причине куда более сложной политической обстановки. И, прежде всего, из-за очень сильного напряжения между основателями этого союза — Франции и Италии.
Предложенный Грациани проект декларации несколько отличался от того, что должен был появиться в 1865 году. Главным отличием было то, что эмиссия национальных валют стран-участниц ограничивалась только обеспечением их наличным золотом и серебром. Да и соотношение золота к серебру устанавливалось как один к семнадцати, а не один к пятнадцати с половиной, что давало чуть больший запас прочности.
Учитывая, что Североатлантический альянс готовился к большой войне с Россией, подобный шаг был принят относительно позитивно. По крайней мере, после выноса проекта декларации на голосование большинством голосов его приняли. Впрочем, Великобритания, не желая что-то менять в своей финансовой системе, вертелась как уж на сковородке и искала лазейки для того, чтобы избежать ратификации союзной декларации. К ее огромному сожалению, Алессандро подготовился очень хорошо, а потому отказ Британской империи приводил к роспуску всего Альянса, на что Лондон пойти не мог. Так что пришлось подчиняться… «Временно», — как на встрече с королевой Викторией сказал Гладстон…
5 августа 1882 года. Москва. Кремль. Николаевский дворец
— Ваше Императорское Величество! — рапортовал начальник Имперской разведки, влетевший в кабинет так, будто он только что сотворил чудо. — Нам удалось это сделать!
— Что именно? — невозмутимо переспросил Александр.
— Они заключили декларацию о стандартизации монет внутри Североатлантического альянса.
— В той редакции, что мы предполагали?
— Именно! Даже Лондон — и тот подчинился! Я, собственно, и решился на доклад только после того, как Ее Королевское Величество ратифицировала этот международный договор и передала его к исполнению премьер-министру. Уж не знаю, как он ее уговаривал, но она пошла на это.
— У нас все готово?
— Да. В районе Мурманска завершено строительство военного объекта «Аладдин». Все необходимое оборудование завезено. Сейчас идет подготовка персонала из числа хорошо себя зарекомендовавших сотрудников контрразведки.