Деньги практически сразу потеряли ценность. Процветал натуральный обмен — шило меняли на мыло, коня на гуся, люстру на сапоги, драгоценности на еду. Вот здесь тритон и пригодился. Все кочерги Леннарт Себастьянович поменял очень быстро, даже пришлось изготовить еще с десяток. Хорошо шли граненые стаканы, сковородки, гвозди, скобы — все то, что было цельным. Как ни пытался Эберман копировать составные предметы — ножницы, например, или молоток, — ничего не получалось. Так же неудачными оказались попытки преумножать дерево, бумагу, жидкости. Зато уголь получался преотлично, и за лето на одном только угле дядя Леннарт запасся крупами, мукой, чаем и сахаром.
Помогал и Скальберг. Он переселился в дом напротив, договорился о тревожном сигнале. Помогал поначалу таскать телегу старьевщика по дворам, на рынок сопровождал. Когда нагрянули Куликов и Сеничев — спас от ограбления. Сокровища в шкафу начинали Эбермана немного нервировать. В окружающих домах ходили слухи о перепланировках квартир для дальнейшего уплотнения. Что, если придут из домуправления и решат сломать стену с камином? Это будет не скандал, это будет полный крах, и к стенке встанут многие. По счастью, сразу после дележа сокровищ Скальберг сделал умную вещь — сдал опасное богатство на Гороховую. И сам стал чекистом, что тоже было мудро — теперь он получал паек и перестал одалживаться у Эбермана. Кроме этого у Леннарта Себастьяновича появился свой человек в чека и всегда предупреждал о возможных облавах. Конечно, сам Эберман облав не боялся, он ведь не держал дома ничего компрометирующего, но попадать под горячую руку властям тоже не хотелось.
Так прошел почти весь восемнадцатый год. А в первую годовщину переворота на пороге появился Эвальд.
1920 год. Визит дамы.
Об этой хазе на Лиговской не знал вообще никто. Однако с самого утра в дверь раздался настойчивый стук.
— Ждешь кого-то? — настороженно спросил у Тоськи Белка.
— Кого мне ждать? — Тоська продрала глаза и посмотрела на часы. — Офонарели, что ли? Десяти еще нет!
— Тс, дура! Легавых навела?
— Ты че, Ванюрик? Я сама под мокрым делом, забыл?
Скальберговского стукача кончала Тоська. И выпытывала, что мент знает о банде, тоже она. И даже лоб расписала тоже она. Очень ей понравилась ментовская кликуха Шкелета — Лев.
— Лежи тихо, щас уйдут.
Сам Белка аккуратно встал с постели и подкрался к окну. Внизу никого не было — ни машин, ни людей.
— Может, ошиблись?
Эта квартира в мансарде была совершенно пустой, снаружи как будто заколоченной крест-накрест двумя досками.
— Конечно, ошиблись.
— Или у них тут домуправ сменился?
— Тот же домуправ, я на днях справлялась.
— Но ведь кто-то стучал?
— Ты сам говорил, что ошиблись!
Но Белку уже охватила тревога. Блин, неужели нашли? Суки краснопузые! Ничего, он им живым не дастся.
— Иди, проверь.
— Ты че, Ванюрик?! Куда я пойду такая?
— Одевайся и иди, быстро! А то распишу так — свои не узнают.
Тоська стала, ворча, облачаться. Взяв в руки финку, она на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Снаружи было абсолютно тихо. Тогда Тоська аккуратно повернула ручку замка и выглянула наружу.
— Никого, — сказала она и захлопнула дверь.
— А если проверю?
— Да иди, е-мое!
Белка взвел курок нагана и подошел к двери. Открыл, не снимая цепочки, выглянул в подъезд. Никого. Снял цепочку, распахнул дверь.
И тут же завопил, прижимая к глазам руки. В ту же секунду в квартиру ввалились трое здоровенных мужиков, двое из которых скрутили Белку, а третий молча пер на Тоську. За ними в квартиру вошла дородная рыхлая тетка, некогда очень красивая, сейчас же — просто миловидная.
— Не подходи! Не подходи! — истерично взвизгивала Тоська, размахивая перед собой финкой. — Попишу!
— Тоська, сука! Сдала, падла такая! Я ж тебя на куски зубами рвать буду, — орал от боли и страха ослепленный Белка.
— Ванюрик, это не я! Не я это, Ванюрик! — пищала Тоська.
— Брось нож, курица, — сказал угрюмый мужик, остановившись перед Тоськой.
— Не брошу. Ай!
Неуловимым движением бугай отвесил Тоське плюху и выхватил нож.
— Ванюрик! Что же это, Ванюрик! — запричитала Тоська.
Тетка заговорила:
— Васенька, Юра, спрячьте это недоразумение, в другую комнату и займите чем-нибудь, лишь бы только не орала. Федор, проводи хозяина на кухню, пусть промоет глаза.
Федор схватил Белку за загривок и поволок на кухню. Васенька и Юра сгребли визжащую Тоську в охапку и потащили в комнату с кроватью. Дверь за собой они скромно закрыли.
Пока Белка промывал глаза, тетка вещала:
— Меня зовут Эмма Павловна Прянишникова. Уверена, что ты, дружок, обо мне даже не слыхал. А вот про Федора ты хорошо все знаешь. Так вот: все, что ты про него знаешь, — правда, за одним лишь исключением. Ты думал, что страшней его никого не бывает, а я тебе скажу — бывает. И это я. Федор прекрасно все умеет делать, но у него недостаток фантазии. А у меня воображение живое, игривое, и я легко придумаю, что мне с тобой сотворить. Думаю, о твоей подружке нам придется забыть — Васенька и Юра бывают очень грубы с женщинами.
Из-за плотно закрытой двери раздался нечеловеческий визг, и снова все затихло.
— Вот что тебя ожидает, если ты вдруг заупрямишься и откажешься честно отвечать на мои вопросы. Все понятно?
Кряхтя и постанывая, Белка промывал глаза, но силы кивнуть в ответ нашел. Жгло нещадно, хотя большую часть соли уже удалось смыть.
— Итак, вопрос первый и самый главный — кто тебе рассказал о тритоне?..
Возможно, если бы Федор случайно не обмолвился за завтраком о тритоне, никакой бы трагедии и не вышло, но этим утром, намазывая на ситный хлеб сливочное масло, он как бы между прочим невпопад сказал:
— Я тут в шалмане на днях зависал, кой-какие слухи узнал.
— И какими же слухами полнится русская земля? — спросила Прянишникова.
— Ванька-Белка ищет какую-то редкую штуку, мол, стоит миллион золотом.
— Что за штука? Корона российской империи?
— Ага, вроде того. Амулетик какой-то, на ящерицу похожий. Как-то там название говорили, щас вспомню. Тритон, вот. Даже картинку дали.
Он порылся в кармане и достал сложенный вчетверо кусок папиросной бумаги.
— Полюбуйтесь.
Рисунок выполнен был, что называется, под копирку. Несмотря на неопытную руку и лишние украшательства, Эмма Павловна сразу поняла, что это за штука.
— Откуда это?