— В Эрмитаже снова комиссия была из чека, — ответил Иванов. — Долго ждать пришлось, пока они там все обследуют. У Бенуа снова истерика — чекисты ищут такие же предметы вне коллекции. Дзержинский какой-то особый отдел организует по изучению этих артефактов. Он сначала не поверил, что Ева — вовсе не Ева. А потом рассказал, что ее жених увел. Это ты жених?
— Я.
— И что делать будем, жених?
— Тебе нужен тритон? Забирай, мне его к делу не пришить. А мне нужен этот клоун ряженый и Белка.
— Откуда я знаю, что ты меня ментам не сдашь?
— Ниоткуда. Мы прямо сейчас едем к Белке, вдвоем.
— Я и один справлюсь.
— Нет.
— Странный ты какой-то, — сказал Иванов. — Мне бы тебя придушить, но слишком любопытно, что ты дальше делать будешь. Идем.
1920 год. Сообщение.
Массовой гибелью заключенных и наркотическим опьянением дежурной бригады в этот день не обошлось. Вернувшись со встречи на конспиративной квартире, Кремнев узнал еще о двух происшествиях, случившихся почти одновременно на противоположных концах Лиговской.
На углу Лиговской и Бассейной перестрелка. Сначала нашли труп застреленной, а потом раздавленной автомобилем женщины, на Бассейной. Убийца потом погнался за другой женщиной и настиг ее в подъезде дома на Преображенской, где застрелил прямо в лифте. Лица у второй нет, первую же, раздавленную, сразу опознали по татуировке. Антонина Миловидова, она же Тоська Шило, любовница Ваньки-Белки. Выяснилось, что буквально за несколько минут до гибели она была смертельно ранена в мансарде на Лиговской, 1. Там же нашли трупы трех мужчин, предположительно Федора Штукина, он же Федор, Василия и Юрия Ляпуновых, они же Ляпа и Бурый.
Известие заинтересовало Сергея Николаевича. Что это за роковые страсти с двумя женщинами и тремя уголовниками? И кто вторая баба? Очень интересно. Пока там не закончили работать криминалисты, Кремнев выехал к ним.
Сальников и Кирпичников с учениками уже осмотрели женские трупы и теперь возились в мансарде.
— Ну, что у нас плохого? — спросил Кремнев.
— Тут, судя по всему, было логово у Ваньки-Белки, — сказал Аркадий Аркадьевич. — Снаружи, смотрите — доски наколочены, вроде как забита хаза, а дверь открывается легко. Они еще и лестничный пролет захламили, чтобы никто наверх не поднимался.
— А вы как это богатство нашли?
— А как и вы — по следам крови.
Аркадий Аркадьевич открыл дверь и пригласил Сергея Николаевича внутрь.
— Тут какая-то античная трагедия разыгралась, типа «Медеи» еврипидовой. Кровищи море. Пожалуйте наблюдать альковную сцену.
Они прошли в спальню. Широкая кровать, вся скомканная и залитая кровью, а поверх еще и перьями усыпанная, напоминала скорее бойню на птичнике, чем любовное гнездышко. Два мертвых тела со спущенными штанами валялись по обе стороны постели, тоже усыпанные перьями.
— Тоську перед смертью здорово приласкали, в том числе опасной бритвой, вот этой, — Аркадий Аркадьевич ловко подцепил пинцетом с пола окровавленный инструмент. — Судя по всему, у нее под матрацем хранился револьвер.
Кремнев огляделся. Действительно, гильз нигде не было видно.
— Когда эти господа немного отвлеклись от парикмахерской деятельности, Тоська успела достать оружие и убила обоих.
— Через подушку, чтобы внимания не привлекать, — понял Кремнев. — Отчаянная баба.
— Не то слово. Видите кровавые следы? Тоська проходит на кухню с другой подушкой, стреляет два раза, промахивается, целится лучше и убивает Федора. У Федора в руках нож. Вы что-нибудь понимаете?
— Полагаю, что Федор с подельниками вычислили, где прячется Белка, и решили его навестить, — пожал плечами Кремнев. — В который раз убеждаюсь, что информированность в криминальной среде многократно превышает таковую в органах правопорядка.
— Меня вот еще что смущает, Сергей Николаевич, — подал из коридора голос Сальников. — Следы. Женские туфли. На Тоське были ботинки.
— Вторая женщина? — удивился Кремнев. — Думаете, та, из лифта?
— Надо будет у нее подошвы проверить. Если это она, должны остаться частицы известки. Но готов спорить, что это она.
— Погодите… — Кремнев вспомнил утренний разговор с Перетрусовым. — Алексей Андреевич, труп женщины из лифта уже в морге?
— Думаю, что да, — ответил Сальников.
— Сдается мне, что мы ее тоже очень быстро идентифицируем. Или я что-то путаю, или в лифте не кто иная, как сама мадам Прянишникова.
Асы уставились на коллегу.
— Она же парализованная, — высказал общую мысль Кирпичников.
— Отнюдь. Бодра и полна сил… была, если я правильно все понял.
— Она что, в мокрушницы подалась? В атаманши?
— Полноте, Аркадий Аркадьевич, они все сейчас масть меняют. В любом случае труп нужно дактилоскопировать и сравнить отпечатки. У нас ведь имеются отпечатки Прянишниковой?
— Имеются, — ответил Сальников.
— Тогда я своего протеже навещу. Удачи вам, господа.
— Увидимся, Сергей Николаевич.
Протеже, как называл очередного своего выученика Кремнев, делал обход. Почти все домочадцы родились слепыми и глухими, так что на свидетелей полагаться не приходилось. Все, что было известно о трагедии, агенты знали со слов уличной пацанвы.
— Машина стояла там, на Бассейной. Мужик с бабой на руках выпали на Лиговскую, потом он потащил будущий труп…
— Андрей, вот давай без этого — «будущий труп», «бывший человек». Ты сыскарь, а не репортер бульварной прессы.
— Извините, Сергей Николаич. Словом, мужик бабу потащил на Бассейную, увидел грузовик, потребовал везти в Мариинку. Выгнал из кабины другую бабу, та побежала, мужик за ней. В это время первую бабу, которую мужик на руках нес, из машины водитель вытолкнул и переехал ее. Мозги — на пол-улицы.
— Подробности не смакуем.
— А мужик за бабой другой все равно гонится. Та в подъезд, он за ней. Может, если бы в том подъезде черный ход не заколотили, она б сбежала, а так — четыре выстрела в башку, вся кабина в красном.
— Не смакуем.
— Вот и все. Но писать протокол не получится — свидетелей все равно нету.
— Оформишь как донесение осведомителя. Все у тебя?
— Все.
— Выясни, что за автомобиль, куда поехал. Ему сейчас надо отмыться — наверняка и кабина в крови, и все остальное. А я пока на Лассаля. И давай уже, закругляйся здесь — работы много.
Вторым происшествием была смерть старьевщика с Тамбовской. Тележка стояла на Расстанной, сам старьевщик в полулежащем положении найден на Тамбовской, напротив своего дома. С виду смерть была от естественных причин, куча народу сразу опознала покойника как Леннарта Себастьяновича Эбермана, и тело увезли в городской морг, оставив сообщение соседям.