«Волки!» — шарахнулась в ее голове страшная мысль.
Вой приближался. Катя вертела головой, надеясь, что она увидит волка раньше, чем он прыгнет. Огромный серый зверь с шорохом вылетел из-за темных стволов.
«Это же собака», — мелькнуло у Кати в голове. «Собака» нехорошим взглядом посмотрела на жертву, клацнула зубами и прыгнула. Прыжок был таким долгим, что Катя успела рассмотреть каждую ворсинку на оскаленной звериной морде. Что будет, что будет! Наверное, это очень больно…
Страх пронзил ее ледяной стрелой от макушки до пяток. В ту же секунду волк упал лапами ей на грудь. Деревья кувыркнулись у нее перед глазами, промелькнул рукомойник…
И оказалось, что Катя сидит на земле. Над ней склонилась Ира.
— Ты чего? — испуганно спрашивала она, хватая сестру за руки.
Катя вскочила, глянула в сторону забора. Никого. Коснулась ноги. Целая.
— Показалось, — хрипло прошептала она, чувствуя, как сильно пересохло у нее во рту.
— А падаешь-то от чего? — теребила ее сестра.
— Ерунда какая-то привиделась…
По Катиной спине вновь пробежал холодок. Она посмотрела в ясное небо. Ни тучки. На цыганский дом. Такой же, как и раньше.
— Идем отсюда, — повлекла она сестру за собой.
— Что это было-то? — Ира шла следом, стряхивая с пальцев капли воды.
Дойдя до коридора с плитой, Катя резко остановилась и шепотом пересказала сестре все, что произошло в цыганском доме.
— Показалось!.. — не поверила ей Ира.
— А председатель откуда взялся? Его не было. Я сама видела!
— Из-за дома вышел.
— Тогда получается, что он не вышел, а выбежал. Ты представляешь этого медведя бегающим?
Ира прыснула.
Полозов стал председателем полгода тому назад. Приехал из райцентра, до этого о нем никто и не слышал. Был он одинок и нелюдим, большой красивый дом, выделенный правлением для нового председателя, внешне казался нежилым. А внутрь мало кто заглядывал. Председатель сам гостей не приглашал, и к нему никто не напрашивался. Жил Полозов в соседней деревне Караулово, стоявшей в стороне от дороги, ближе к реке.
Василий Иванович вел себя как-то не по-председательски — на машине ездил мало, все больше пешком ходил, дотошно вникал во все дела. Несмотря на его большую занятость, огород у него был ухоженный, яблони весной цвели лучше всех, хотя никто никогда не замечал хозяина копающимся в земле.
За Вязовню, где жили сестры, Полозов взялся всерьез — карьки, кладбище, болото. Поговаривали, что поля между деревней и рекой хотят отдать дачникам. Местные тихо возмущались, но ничего не предпринимали.
Сестрам было жалко родных мест. Каждое лето они проводили в деревне, излазили тут все овраги и перелески, с закрытыми глазами могли ходить по лесу, заранее знали, где созреет самая спелая земляника, под какой елкой найдется толстомясый белый гриб. В речке купались с утра и до вечера, а потом всю ночь сидели с деревенскими у костра, слушали местные байки и сплетни.
Грядущее осушение болота расстроило их больше всего. А как же кувшинки? А как же головастики? А как же ночные лягушачьи концерты? И что станет с колодцем? Вдруг он пересохнет? Где тогда деревня будет брать воду? Не на речку же бегать с ведрами!
После обеда сестры на велосипедах поехали в соседнее Караулово. Помешать председателю они не могли — кто они такие, чтобы лезть в дела взрослых? — но как-то выказать свое недовольство они были просто обязаны.
Дом Полозова с красной покатой крышей и красивыми наличниками на окнах казался таким же нелюдимым и мрачным, как и его хозяин. Сестры несколько раз объехали вокруг усадьбы — по центру изба, сзади огород с картошкой и луком, спереди сад — яблони, вишни и сливы, за забором гуляют четыре облезлые курицы.
Рядом с председательским стоял дом их подружки Женьки. Был он немного скособоченным и облезлым, но выглядел вполне жилым. Не то что некоторые хоромы…
Сестры бросили велосипеды в кустах и повисли на заборе.
— Что бы здесь такое сделать…
Ира вглядывалась в окна. Подоконники были плотно уставлены цветами в горшках. За ними и не разглядишь, что в комнатах творится.
— Может, его картошку выкопаем? — задумчиво предложила Катя. — Ранний урожай…
— Долго, — не согласилась сестра, — возиться много придется. Нужно что-нибудь быстрое.
— Быстро — это стекла в доме побить.
— Дура, это уже хулиганство будет. — От настроя сестры Иру передернуло. Лучше бы они сюда вообще не приезжали.
— Тогда заклеить их бумагой, — выдала Катя очередную идею.
— Другое, — буркнула старшая, не спуская глаз с окон.
— А чего ты командуешь? Придумывай сама!
Катя спрыгнула с забора, поднялась на крыльцо, потянула за ручку двери.
— Закрыто, — себе под нос пробормотала она.
— Здрасте, заходите, пожалуйста, — съязвила Ира. — Так тебя и ждут.
— А интересно, как он живет… — не унималась Катя. Горшки на окне — и здесь, они не давали рассмотреть пемещение террасы.
— Размечталась, — ехидно бросила Ира. — Слезай с крыльца, пока тебя не заметили.
Сестра нехотя вернулась к калитке.
— Может, задняя дверь открыта… — как бы между делом произнесла она.
— Там собака, — покачала головой Ира. Надо было уходить. Что-то неприятно-тревожное витало в воздухе.
Катя осторожно заглянула за угол дома. Между проходом к заднему крыльцу и калиткой, выходившей на огород, стояла будка, из нее торчала длинная железная цепь. Без собаки.
— Нет ее!
Катя, не таясь, выбежала на пятачок за домом. От охватившего ее ощущения свободы и безнаказанности она громко расхохоталась:
— Пошли морковку у него подергаем и развесим как букеты перед окнами! — радостно запрыгала она.
— Не пойдем! — упрямо повторила Ира.
Ей уже хотелось уйти и вытащить сестру. Одно дело ночью яблоки таскать, другое — портить огород. Бабушка их за это не похвалит… Ой, поймают их, как пить дать поймают!
Ира смотрела на председательский огород, когда рядом с ней кто-то заворчал. Грохнула цепь. Она еще не сообразила, что происходит, а ноги уже вынесли ее обратно к саду. Вслед за ней рванул огромный лохматый пес. Он вытянул цепь, задыхаясь, повис на ошейнике. Огромные черные глаза горели яростью, морда щерилась белоснежными клыками, уши стояли торчком, серая шерсть на загривке вздыбилась. При каждом новом рывке будка подпрыгивала.
— Катька!
Ира отбежала так, чтобы собака ее не достала.
Страшный зверь! Такой в лесу попадется — решишь, что это волк.