— Чувствуешь? — спросил Дэн. — Чувствуешь?
— Рыба, — ответила я.
Пахло и в самом деле рыбой, и притом весьма сильно. Рыбой и каким-то морем, что ли.
— Воняет рыбой, — сказал Жук. — Мы попали черт-те куда и нашли ботинок, пахнущий рыбой! Великолепно!
— Это ботинок Володьки. — Дэн спрятал ботинок в рюкзак.
— А ножа ты тут не нашел? — ехидно осведомился Жук. — В кроссовке?
— Пошел ты! — сказал Дэн.
Дэн сел на пол и стал расшнуровывать ботинок. Он морщился от боли.
И тогда Жук сказал:
— Американский неженка.
Хуже американского неженки оскорбить можно было лишь по матери и про мать. Вроде не были ли твои родители братом и сестрой, или еще что-нибудь вроде того.
И Дэн взбесился.
Но в этот раз преимущество было на стороне Жука. И терять это преимущество Жук не хотел. Он отбросил самострел, подскочил к Дэну и ударил его сверху вниз по носу. Увернуться в этот раз Дэну не удалось — помешала подвернутая нога. Дэн дрыгнул головой и выплюнул на пол зуб. Затем он предпринял попытку подняться, но Жук его сразу предупредил.
— Сидеть! — рявкнул он. — Сидеть, а то добавлю!
Дэн послушно остался сидеть и разглядывать утерянный клык.
— Теперь, старина Дэн, у тебя симметрия, — удовлетворенно сказал Жук. — И глаз подбит, и синяк на плече. Красота!
Дэн злобно промолчал.
— Ладно, — сказала я. — Вы еще подеритесь по-настоящему, горячие финские парни. Пора идти.
— А что мне теперь с ним драться, — запетушился Жук. — Он мне не соперник. Я вообще почти никого не боюсь, а уж этого…
— А Крысолова? — спросила я.
— В гробу я видел всех этих крысоловов, — сказал Жук. — Крысоловов, рыбаков, собирателей орехов, все пятна, какие только есть на свете…
— Кстати, — вспомнила я. — Что-то я давно…Свет вспыхнул особенно ярко и погас в третий раз».
— Рано вчера легли, — сказал Малина. — Можно было еще послушать. С полчасика…
— Дождь, — лениво ответил Борев. — Спать хотелось…
И в этот вечер тоже шел дождь. И каждые полчаса приходилось выносить ведра с водой, мальчишки делали это по очереди. А утром Корзун заставил всех взять лопаты и выкопать вокруг палатки канавку, чтобы вода не затекала.
— Ты еще меловой круг тут проведи, — издевался Малина. — И молоток поставь вверх рукояткой. О, поднимите мне веки!
Но Корзун не реагировал, а упорно рубил лопатой корни, углублял канаву.
Вечером, в темноте, Корзун вышел на улицу, сам споткнулся о свою канавку и упал в грязь. Поэтому он был зол. Он болтался в своем гамаке и ни с кем не разговаривал. Разговаривал сегодня Малина.
— Затащил меня, значит, за угол, сунул под дых свой поганый кулачище и говорит: что это вы, мол, мясо не едите, все едят, а вы нет?
— А ты ему что? — спрашивал Борев.
— А я ему говорю, что мы типа поспорили, что можно и без мяса жить. Что кто последний мясо съест, тот выиграет пятьдесят баксов. Ну вот мы и держимся…
— А он?
— А он мне еще раз под дых. И говорит, если завтра вы не будете жрать это мясо, он нам всем наличности на бок свернет… Что начальство все пороги пооббивало, добывая это мясо, а мы его жрать не хочем!
— И что теперь делать будем? — очнулся Корзун.
— А вот что ты будешь делать, — сказал Борев. — Будешь кушать это мясо и добавки еще просить! А то они все просекут!
— Кто они? — спросил Корзун.
— Они.
Борев громко вздохнул.
— Вот-вот. — Голос у Малины дрожал. — Сами-то они это мясо жрут — аж за ушами трещит! И нас заставляют. Чтобы мы такими же стали…
— Какими? — прошептал Корзун.
— Такими, — ответил Борев. — Такими, кто ест красное мясо…
В тишине стало слышно, как Корзун стучит ногтями по крышке тумбочки.
— Забавно, — задумчиво проговорил Малина. — Сегодня мне физрук сказал, что у него болонка в лес убежала.
— И та тоже. — Корзун перестал стучать ногтями и стал вертеть палку.
— Что тоже? — спросил Борев.
— Та собака тоже сдохла. Ну, та, что выла. Кто-то из вас говорил.
Корзун нервно захихикал, а потом сказал:
— Господа, а не завелась ли у нас тут пятнистая тварь?
— До города далеко, — сказал Малина задумчиво. — А я уже где-то слышал эту историю. Ну, ту, про Крысолова… Как он детей на помойку заманивал…
Борев замотался плотнее в одеяло.
— Да ее в каждом лагере рассказывают, — сказал он лениво. — Только по-разному. Я, например, слышал, что он рыбу на пальцы ловил…
— Рыбу на глаза хорошо ловить, — сказал Малина. — Берешь глаз, насаживаешь на донку и в воду. Налим хорошо идет.
— Шилишпер тоже, — добавил Борев. — Шилишпер берет на глаз…
Он помолчал. Потом посмотрел на новенького.
— А ты давай продолжай, — сказал Борев. — Я как раз…
— Две страницы вырваны, — перебил новенький.
— Надо посмотреть на следующих страницах, — посоветовал Малина. — Если пишут шариковой ручкой, то бумага продавливается и на нижних листах все видно. Так шпаргалки делают, «белый медведь» называется. Надо посыпать бумагу тертым грифелем, тогда…
— Я пробовал, — сказал новенький. — Но мне кажется, что она писала на чем-то твердом, на стекле, наверное. Никаких отпечатков на нижних листах нет… Лакуны…
— Читать давай! — рявкнул Корзун. — А то я усну скоро…
«… зажигалка.
— Не зови его. — Жук схватил мою руку. — Не зови.
— Почему?
Жук не ответил.
— Идет, кажется… — пробормотал Жук. — Точно, идет!
— Дэн! — снова позвала я.
— Это не Дэн! — В этот раз Жук уже стиснул мою руку, почти до слез стиснул, гад.
Огонек зажигалки запрыгал.
— С чего ты решил, что это не Дэн? — спросила я шепотом. — А может, это как раз он?
— Не он, — так же шепотом ответил Жук. — Это не он.
— Почему?
— Дэн же ногу подвернул, хромает сильно. А этот не хромает. Идет твердо, как моряк.
Я прислушалась.
— Эй, ты, — предупредил Жук. — Ты! Тебе говорю! Тормози-ка лучше! Уверенно как идет! Как моряк…
Я прислушалась еще сильнее, но, конечно, ничего не услышала.
— Еще три шага, и я выстрелю! — Жук сунул мне свой неожиданно тяжелый вещмешок и горячую зажигалку. — Будь спок — выстрелю!