Фру Вестергрен исполнилось шестьдесят пять, она раньше работала в Торговом банке в Стокгольме, недавно ушла на пенсию. Живет одна, детей нет, переехала в этот дом после развода десять лет назад.
— У нас с мужем была вилла в Бромме, — объяснила она. — Когда мы развелись, виллу продали, и я купила квартиру. Это кооператив.
Она рассказала и то немногое, что знала об Эрикссоне. Он переехал в этот дом немного позже, чем она, тогда же ей первый и единственный раз довелось поговорить с ним более или менее обстоятельно. Она позвонила, чтобы поздравить его с новосельем, и он пригласил ее на чашку кофе.
— Я тогда состояла в правлении, ну, в правлении кооператива… и посчитала, что это вполне удобно… ведь он же был ближайшим соседом, дверь в дверь. — Она смущенно потупилась. — Он представился, да я и так знала его имя, он же покупал квартиру, и бумаги проходили через меня. Что еще… Да, он рассказывал, что работает в Центральном статистическом управлении, ЦСУ. Кажется, в отделе статистики рынка рабочей силы. Больше он, по-моему, ничего не сказал. Вообще он мне показался довольно сдержанным. Не то что неприятным, нет, не могу сказать, но уж очень неразговорчивым.
Кому-то он все же встал поперек дороги, подумал Ярнебринг, но вслух, само собой, этого не сказал.
— А что он был за человек?
— Как сосед — идеальный, если ценишь тишину и спокойствие. Никогда никакого шума. На собрания кооператива не ходил. Не думаю, чтобы он был знаком с кем-то в нашем доме.
Может быть, фру Вестергрен обратила внимание на кого-то из его знакомых?
— Женщин, во всяком случае, не было. По-моему, я за все эти годы ни разу не видела его с женщиной. Иногда к нему приходили знакомые, но всегда мужчины его возраста… Одного, мне кажется, я видела дважды… по крайней мере дважды. Но не часто… Думаю, последний раз к нему кто-то приходил несколько месяцев тому назад. Да… И вот сегодня вечером, часа два назад… — Фру Вестергрен заметно побледнела.
Что заставило ее позвонить в полицию?
— Я слышала, что к нему кто-то пришел. Я как раз вернулась из магазина, еще даже пальто повесить не успела… и услышала, как звонят в дверь. Он открыл, проговорил что-то, и дверь захлопнулась.
А посетитель? Сказал ли что-нибудь гость? Не заметила ли она, случайно, кто это был?
Нет, она не заметила. Загадочного посетителя она не видела и не слышала. Невидимый и беззвучный преступник. Сама свидетельница больше об этом не думала, а о чем, собственно, было думать? К соседу пришел знакомый — большое дело! Правда, ходили к нему редко, ну и что из этого? Она пошла на кухню, приготовила чашку чая и горячий бутерброд, принесла все это в гостиную, поела и приступила к чтению только что купленного еженедельника. Она вообще предпочитает читать, телевизор почти не смотрит.
— Тогда все и началось… около восьми. Я, помнится, посмотрела на часы и сначала решила, что это какая-то передача, но почти сразу поняла: нет, не передача. Я услышала его крик… Даже не крик, а рев… Потом что-то упало или кто-то упал… А может быть, кто-то дрался… Я слышала только его голос, странно, они же дрались… Второй тоже должен был кричать… Как говорят юристы, это в порядке вещей. Но вот что еще более странно… — Фру Вестергрен покачала головой.
— Что показалось вам еще более странным?
А еще более странным ей показалось, что в голосе его не было испуга. Он был зол, даже разъярен, но не испуган. Свидетельница становилась все бледнее, было заметно, что она старается вспомнить все, что слышала.
— Нет, — опять покачала она головой, — страха в голосе не было. Он рычал от ярости, слов я не разобрала.
— А вы уверены, что это был голос вашего соседа, а не того, другого?
— Совершенно. Кричал Эрикссон. Он просто с ума сходил. А второго я не слышала. Второй молчал.
Когда крики прекратились, она позвонила в полицию. Она слышала стон, потом какие-то странные звуки, словно кто-то ползет по полу, и решила позвонить.
— Этому не было конца. Мне казалось, он умирает… Да так оно и было. А вы так долго не приезжали, — сказала она, глядя почему-то на Ярнебринга, а не на девушку.
Может быть, что-то казалось ей необычным? Что-то в поведении Эрикссона за последнее время? Может быть, замечала что-то? Думала о чем-то?
Что угодно, взмолился про себя Ярнебринг. Дай нам хоть что-нибудь, за что можно было бы зацепиться. Мы не капризны. Хоть микроскопический кончик ниточки, а уж мы ее вытянем.
— Нет, — произнесла фру Вестергрен с внезапной настороженностью. — А что вы имеете в виду?
Что-то она скрывает, подумал Ярнебринг и почувствовал хорошо знакомый азарт, но не успел ничего сказать, потому что девушка его опередила.
— Скажем так, фру Вестергрен, — произнесла она дружелюбно. — Люди, которых я встречаю по роду моей работы, почти никогда не бывают совершенно черными или абсолютно белыми — я имею в виду мораль. Все гораздо сложнее. Я все размышляю над тем, что вы нам рассказали. Все указывает на то, что Эрикссона убил кто-то из его знакомых. Почему? Не похоже, чтобы Эрикссон общался с психопатами. Значит, в нем было что-то такое, что взбесило кого-то до такой степени, что…
— …он его убил, — еще больше побледнев, закончила фразу фру Вестергрен.
— Может быть, вы способны представить, что же могло заставить кого-то из его знакомых… так с ним поступить?
Ловко, подумал Ярнебринг. Она за все время ни разу не произнесла слова «убийство». И красивая к тому же. Разве что тоща немного.
— Не знаю, — ответила фру Вестергрен. — Понятия не имею, что бы это могло быть.
Напарница не произнесла ни слова, только кивнула, глядя на пожилую женщину ласково, выжидательно, ободряюще…
— Разве что… разве что он, как мне кажется, довольно сильно пил последнее время. Как будто что-то его мучило. Не могу сказать, что я когда-нибудь видела его пьяным, но что-то все же было… Последний раз, когда я его видела, он почему-то нервничал.
Фру Вестергрен, произнеся эти слова, подумала и кивнула, словно подтверждая сказанное. Похоже, она почувствовала облегчение.
Ага, подумал Ярнебринг. Попробуем узнать, что все это значит, а потом пусть делом занимается прокуратура.
Они закончили опрос соседей около полуночи и собрались в квартире убитого, чтобы подвести итоги. Труп уже увезли, остался только нарисованный мелом силуэт на окровавленном полу. Очевидно, был исполнен также коронный полицейский номер — поиски отпечатков пальцев: косяки, ручки дверей и шкафов запачканы угольным порошком. Из каких-то неясных соображений в квартире прибрались, даже опрокинутый журнальный столик поставили на место, оставалось только надеяться, что Вийнблад сделал фотоснимки до перестановки мебели. Бекстрём, развалившись в кресле с сигаретой в руке, говорил с кем-то по телефону, пытаясь изобразить, что не замечает вошедших Ярнебринга и Хольт. Вийнблад, маленький, серый и услужливый, напоминающий воробья, на секунду переставшего клевать пшено, склонил голову набок и сделал рукой приглашающий жест: