С Бекстрёмом определенно что-то случилось, теперь Ярнебринг был почти в этом уверен. Если он будет продолжать в том же духе, мы сегодня же кого-нибудь задержим.
— Второй — директор фирмы по управлению фондами, контора на Биргер-Ярлсгатан ближе к Нюбруплану. Теодор Тишлер, родился и вырос в Швеции, хотя имя немецкое. Друзья и родственники называют его Тео, в финансовых кругах известен под кличкой ТТ. Богат как тролль, — заключила Гунсан.
— Его дело, — буркнул Бекстрём. — Ярнебринг, у тебя что-то еще? Что наш покойник поделывал после предсмертной трапезы?
Посетитель явился к Эрикссону около семи. Ссора разыгралась, по словам фру Вестергрен, в восемь. Что они делали с семи до восьми? Пили кофе, как выяснили криминалисты, причем один из них пил кофе с коньяком.
Чашки, коньячный бокал и кофейник отнесли в кухню, поставили под кран и сполоснули. Потом кто-то из них пил джин с тоником и лимоном. Следы обнаружены на кухне — нарезанный лимон, пустая бутылочка из-под тоника и ванночка из-подо льда, которой положено находиться в морозильнике, и в гостиной, где на полу найдена полупустая литровая бутылка джина «Гордон» с закрученной пробкой, опрокинутая бутылка тоника и хрустальный стакан. Рядом влажные пятна: джин, тоник и, возможно, растаявший лед.
— Все это стояло на столе, пока они выпивали, а потом началась ссора, и стол опрокинулся, — глубокомысленно заметил Вийнблад.
— Браво, Вийнблад, — вальяжно произнес Бекстрём. — Есть у кого-нибудь соображения, кто именно пил эти благородные напитки?
Кроме меня, конечно, мысленно хохотнул Бекстрём, я-то их пил, но вам до этого в жизни не допетрить.
Если судить по отпечаткам пальцев, пил хозяин. Пил ли посетитель и что именно он пил — неизвестно: других отпечатков пальцев найти не удалось.
— Скорее всего, он протер свой стакан и поставил в шкаф с посудой. У Эрикссона, кстати, полным-полно всяких рюмок и бокалов.
— Не особенно правдоподобно, — отозвался Бекстрём. — Как он мог знать, какой именно стакан в этом месиве на полу — его? К тому же там лежал только один ломтик лимона. Что, он и лимон свой вытер и убрал? Возможно, он пил что-то другое, или из другого бокала, или вообще ничего не пил. Вот кофе они пили вдвоем: было две чашки. Кстати, нашли на них отпечатки?
Вийнблад посмотрел на него с обидой:
— Он же их вымыл.
— Вот так-то, — довольно произнес Бекстрём.
Толстяк стал настоящим Шерлоком Холмсом, с удивлением подумал Ярнебринг.
Этот час, с семи до восьми, прошел сравнительно мирно. Они пили кофе, Эрикссон, возможно, с коньяком, убрали чашки и кофейник и перешли к другим напиткам. Хозяин, во всяком случае, пил джин с тоником и льдом. Потом что-то произошло.
— Спасибо, Ярнебринг, — поблагодарил Бекстрём, не глядя на Вийнблада. Для такой обезьяны, как ты, совсем неплохо, мысленно добавил он. — А теперь, Вийнблад, — любовно посмотрел он на свою жертву, — твоя очередь. Что нам скажет наука? Почему у них началась свара? Есть у тебя что-то?
— Есть, и немало, — произнес задетый Вийнблад. — У нас уже есть результаты и будут еще. Получено предварительное заключение судмедэксперта. — С этими словами он открыл папку. — Скоро будет и официальный протокол вскрытия.
— А кто вскрывал, Труполюб?
— К сожалению, нет. Какое-то юное дарование, женщина, ни разу раньше ее не видел. Поэтому я позвонил Энгелю, заехал к нему, и мы еще раз прошлись по всем деталям. Он обещал проследить за ходом расследования.
— Ну, прямо гора с плеч! — хохотнул Бекстрём. — У Труполюба глаз как у орла. И что он говорит?
— Эрикссон получил ножевое ранение в спину, под острым углом. Нож проник в грудную полость, задел сердце, левое легкое и аорту, — сообщил Вийнблад.
— И все? — Бекстрём выглядел чуть ли не разочарованным. — Никаких признаков, что он защищался? Порезы на руках? Больше ничего такого у нашего трупа не обнаружено?
— Никаких следов самообороны, — покачал головой Вийнблад. — Вообще никаких повреждений, кроме раны, повлекшей за собой смерть.
— А эта баба, которая его вскрывала… у нее такое же орлиное зрение, как у Труполюба?
— Я так понимаю, что ты ставишь под сомнение мою оценку, — холодно сказал Вийнблад. — Ты имеешь в виду, не высказывали ли патологоанатомы каких-либо соображений о личности убитого?
— Вот именно! — Бекстрём заметно воодушевился. — Что они говорили?
— Энгель придерживается мнения, что убитый был гомосексуалистом.
— Надо же! Такая же мысль и мне пришла в голову. Достаточно только поглядеть на место преступления… вообще на его квартиру.
— Но его более молодая сотрудница… В общем, женщина, производившая вскрытие, говорит, что на основании вскрытия очень трудно найти такие признаки.
Всю правду — так всю правду, подумал Вийнблад.
— Я надеюсь, что наш эксперт-следователь поможет нам это выяснить. — И он уставился на Ярнебринга.
Ярнебринг промолчал. Надо сказать, ему тоже приходила мысль о нетрадиционной сексуальной ориентации убитого.
— Моя интуиция подсказывает, что мы имеем дело с обычным гей-убийством, — встрял Бекстрём.
Ну, слава богу, подумал Ярнебринг. Наконец-то узнаю брата Бекстрёма.
— Почему ты так думаешь? — осведомился он.
— А почему папа римский не ходит в кепке? Одинокий мужчина, сорок пять лет, детей нет, никакой женщины на горизонте, живет как фикус, ест как фикус, пьет как фикус, одевается как фикус… Видели эти кокетливые береты у него на полке в прихожей? Сидит парочка на диванчике, лепечут что-то, выпивают понемногу, потом не сошлись в чем-то, и один любовничек подкрадывается сзади и пришивает милого дружка на месте. Идет на кухню, бросает нож в раковину, потом блюет в ванной.
— Откуда это известно? — Ярнебринг вопросительно посмотрел на Вийнблада. — Его действительно рвало?
— Нашли полотенце со следами рвотных масс, — уклончиво сказал Вийнблад. — Мы отправили его в Центральную криминалистическую лабораторию на анализ.
— Мы отправили, — с издевательским намеком повторил Бекстрём.
— Ну что ж, — сказал Ярнебринг. В том, что говорит этот толстяк, в самом деле что-то есть. Этот Эрикссон и вправду парень необычный… Во всяком случае, если сравнить со мной или с другими нашими ребятами. — Ты начальник, ты и решай, что делать дальше.
— Сделаем так. — Бекстрём поставил локти на стол и подпер щеки, отчего, как показалось Ярнебрингу, стал очень похож на бульдога. — Допрашивать его знакомых пока подождем, сначала надо накопать какие-нибудь улики или хотя бы зацепки. Нет никакого смысла кидаться на таких шишек, как Веландер и Тишлер, если на то не будет реальной причины.
Лучше не скажешь, решил про себя Ярнебринг.