— Вчера, поздно вечером.

— Дорогой, принеси мне кофе, — заголосила дама.

— Извините, — пробормотал Диего и покраснел, что слегка удивило.

Взяв свою чашку, я пошла к Дену, чтобы дамочка успокоилась.

— А ты забавная шлюха, — хихикнул он, оторвавшись от газеты. И вдруг перешел на испанский:

— Откуда знаешь язык? В школе его вроде бы не преподают.

— По самоучителю, — усмехнулась я. — Было много свободного времени. В школе я учила английский.

Он тут же перешел на английский, причем говорил свободно и без акцента.

— И как успехи?

— Не жалуюсь.

— Талантливая девочка. Твой папаша вроде бы профессор?

— Профессор.

— Как же тебя угораздило, дорогуша?

— Дурная наследственность. Моя прабабка сбежала с карточным шулером, вот и меня вечно тянет на всякое дерьмо. Можно вопрос?

— Валяй.

— Ты меня экзаменуешь или сам выпендриваешься?

Он заметно помрачнел.

— Почему бы тебе не найти своему язычку другое применение?

— Я брезглива.

— Это поправимо. В хороших руках ты быстро исправишься.

* * *

Вообще-то мне неплохо жилось здесь. Можно было часами лежать на раскаленном песке пляжа, прогреваясь насквозь: сверху солнцем, а снизу жаром песка. Со дня на день должен был появиться нужный нам человек, но мне не хотелось об этом думать. И я до боли в глазах смотрела на море, на ярко-синее небо, зарывала ладони в песок и улыбалась без мыслей. Беспокоил меня только Ден, но с того первого дня он не проявлял ко мне особого интереса. К тому же мы не так часто бывали наедине. Вернувшись в номер, я сразу же проходила в спальню, буркнув «салют».

Безделье и неумеренное употребление спиртного делали людей разговорчивее и доступнее, в отеле все перезнакомились и жили «своей компанией», то есть надоедали друг другу с утра до вечера. Но иначе эти люди не могли. К полудню все собирались на веранде ресторана и обсуждали предстоящий вечер. Я участвовала во всех развлечениях по двум причинам: во-первых, этого требовал Ден, во-вторых, это избавляло от необходимости бывать с ним наедине. Развлечения мелькали одно за другим, как в калейдоскопе. В компании царила демократия, чтобы стать «своим», достаточно было одного: иметь деньги, а люди без денег здесь не селились.

Диего всерьез решил за мной приударить. По крайней мере, постоянно вертелся рядом, а его дама (звали ее Анастасией, хотя она предпочитала отзываться на Настеньку, что было смешно и одновременно грустно) особенно мне досаждала, хватала за руку и щебетала:

— Ах, милочка, как ты, должно быть, счастлива, у тебя такой прекрасный муж.

Сама она была вдовой. Муж скончался год назад, оставив ей то ли нефтяную вышку, то ли золотой прииск, в общем, на жизнь ей хватало. Она испытывала страсть к молодым жгучим брюнетам, подбирая их в основном в стриптиз-клубах, второй ее страстью были истерики. Без них не обходился ни один вечер, они стали неотъемлемой частью развлечений, за ужином даже заключали пари: начнет Настя скандалить прямо в ресторане или дотерпит до танцев?

Диего пользовался всеобщей любовью за веселый нрав, услужливость и способность танцевать ночи напролет. Он приглашал всех дам по очереди, что позволяло мужьям спокойно выпить, Анастасия при этом возбуждалась, лезла на стол показывать стриптиз или ныряла в бассейн в вечернем платье. Я как-то решила, что, когда дама покинет отель, он много потеряет: никакая анимационная программа не шла в сравнение с номерами этой любительницы.

На публике Ден, то есть, конечно, Денис, был ко мне внимателен и насмешливо нежен, что как нельзя больше подходило нашей легенде — мы представлялись как бизнесмен из Санкт-Петербурга и его супруга-домохозяйка. Но стоило нам оказаться вдвоем, как он становился молчаливым, говорил если не грубо, то отчужденно и резко, что меня, естественно, не удивляло. Исподволь мы следили друг за другом. Иногда я ловила на себе его взгляд, который казался мне странным, поскольку в нем угадывалось едва ли не восхищение, что было не правдоподобным, и потому я отнесла это смущение на счет развивающейся у меня шизофрении. Конечно, он видел, как на меня реагируют мужчины — оборачиваются, когда я прохожу мимо, а разговаривая со мной, слащаво улыбаются и жадно прицениваются к моему телу, — но вряд ли это производило на него особое впечатление, потому что Ден прекрасно знал: я здесь как раз затем, чтобы обольщать, в общем, выполняю свою работу. Он был уверен, что это игра, а мужчины вроде него никогда не попадают на крючок профессионалкам, потому что очень хорошо осведомлены об изнанке жизни. Злость, что я его отвергла, не только не утихла, но становилась сильнее. Ему, привыкшему к победам, было непонятно, с какой стати я ломаюсь, ведь, с его точки зрения, лечь с кем-то в постель для меня так же естественно и просто, как ему выпить бокал красного за ужином. Боюсь, что мое нежелание кинуться в его объятия навело моего «супруга» на неприятные мысли, что дело вовсе не во мне, а в нем. Если распоследняя шлюха тебе отказывает, кем же, черт возьми, она тебя считает? Что-то он чувствовал, не умея ни объяснить, ни понять, в чем дело.

— Ваша жена грациозна, — однажды сказала ему Анастасия.

По неизвестной причине все женщины обращались к нему на «вы», хотя он мило им улыбался и часто шутил. Он и ей улыбнулся в ответ. Это слово наверняка ему ровным счетом ничего не говорило. Он привык делить женщин на шикарных и прочих, вряд ли я в его шкале ценностей поднялась особенно высоко. Но временами, когда я с кем-то разговаривала или танцевала, я ловила его взгляд и видела в нем тоску. И еще видела, что он ненавидит меня. Это чувство, должно быть, укрепляло в нем и тайное подозрение, что я его презираю. И именно эта мысль доводила его до бешенства.

Как-то в ресторане он вдруг заявил невпопад:

— Разумеется, если бы в тебе не было чего-нибудь эдакого, Рахманов не стал бы связываться с тобой. У него нюх на баб.

Мне бы уже тогда следовало насторожиться, но я лишь пожала плечами. Иногда желания легко читались в его взгляде, они были незамысловаты, я видела, что больше всего на свете в те минуты ему хотелось швырнуть меня себе под ноги и топтать, стиснув зубы от наслаждения, слыша вопли и стоны. Что еще могло прийти в голову такому придурку? Меня это не особенно пугало, но тогда я не знала, как далеко это все зашло.