— Он продолжался некоторое время. Джо его не афишировал, но я солгу, если скажу, что ничего не знал. Кэтрин, как вам известно, не любила Вашингтон и здешнюю общественную жизнь. Джо обычно появлялся всюду один. Однажды между нами зашел об этом разговор. Джо сказал, что меня это не касается, а я слишком его уважал. Он был моим другом, но не сыном же. Какое право я имел его судить?
Слоун не сводил глаз с лица Пика, но прочитать что-то в его взгляде не мог. Несмотря на всю серьезность момента и слезы, которые пролил Пик в его присутствии, Слоун не ощущал в нем ни внутреннего смятения, ни беспокойства. Глядя на Пика, он вспоминал Дэна Разера на передаче новостей Си-би-эс: невозмутимость и отсутствие эмоций.
— Я буду откровенен. Когда все началось, меня больше заботило, как это отразится на моей администрации. Я боялся скандала. — Пик покачал головой. — Я был близорук.
Это явилось непредвиденным поворотом — как выступление на суде неожиданного свидетеля. Хорошо подготовиться, чтобы достойно парировать, было невозможно. Значит, главная задача — выудить как можно больше информации, ничем не выдавая паники.
— Кто эта женщина? — спросил Слоун.
— Она из Мак-Лина, — сказал Пик. — Никто из нас не застрахован от несбыточных желаний. Могу только представить, какую боль и разочарование почувствовал Джо, когда понял свою ошибку, не говоря уже об угрызениях совести.
— С ней кто-нибудь говорил?
Пик покачал головой, лицо его было сурово.
— Пока нет. — Он провел рукой по затылку. — Случай деликатный, Джон. Если Министерство юстиции начнет донимать ее, она может взять адвоката, и тогда поднимется страшный шум. Я не о своей шкуре теперь хлопочу. С этим покончено, я и без того на себя зол. Я забочусь о вашей семье, о семье Джо. Не хочу, чтобы пресса пинала его, как футбольный мяч, ведь Кэтрин и детям и так досталось с лихвой. Пусть помнят своего мужа и отца таким, каким они его знали — достойным любви и уважения. — Он в задумчивости откинулся на спинку качалки. — Последние день-два мне часто вспоминается Джон Ф. Кеннеди-младший и снимок, растиражированный тысячами газет, — мальчик тянется рукой под флаг, чтобы коснуться гроба отца. И я думаю о том, что ему пришлось пережить потом, за тридцать последующих лет. Неужели мало было, что он потерял отца? — И Пик достал платок, чтобы вытереть непрошеные слезы в уголках глаз.
В голове Слоуна роились вопросы, но он чувствовал, что и так переходит границу дозволенного, что ему пора сматывать удочки, элегантно раскланяться, прежде чем он совершит какой-нибудь промах. Он чувствовал это интуитивно, это подсказывал ему опыт. И все же он замечал, что продолжает давить, потому что в ушах его все еще звучал голос Эйлин Блер, призывавший его не верить:
«Но прежде чем вы начнете свой рассказ и станете тратить мое и свое время, разрешите мне сказать вам: мой брат не убивал себя, Дэвид».
И Слоун поверил ей.
— Могу я спросить, откуда вы все это узнали? Если пока еще никто с этой женщиной не беседовал, то откуда тогда информация?
Пик высморкался и вытер платком верхнюю губу, после чего опять выпил воды.
— Джо позвонил мне накануне вечером. Мы проговорили с ним около получаса в моих личных апартаментах. Уделить ему больше времени я не мог: должен был присутствовать на официальном обеде. — Пик вновь наполнил стакан и выпил воды. — Я предложил ему остаться у меня, но... Он был взволнован, нервничал... Был сам не свой... И все-таки я и подумать не мог... Не такой он человек, чтобы... — Голос Пика задрожал. Спустя секунду он овладел собой и продолжил: — Я хотел, чтобы он выпил кофе, собрался с мыслями, переночевал в Белом доме. Но он — ни в какую.
— Он сказал вам, где находится?
Пик поднял глаза так, словно заданный вопрос был неуместен.
— Где находится?
— Семья в недоумении. Мы не понимаем, почему со службы в тот день он ушел в три тридцать и с тех пор о нем не было ни слуху ни духу.
Движением головы Пик указал на папку. Слоун открыл ее. Внутри был перечень каких-то цифр, по виду телефонных номеров.
— Джо звонил мне по мобильнику из бара в Джорджтауне. Вот звонки, которые он сделал в тот день. — Открыв папку, Слоун стал изучать запись. Он заметил номер, часто повторявшийся — похоже, той женщины. Пик откашлялся, видимо, опять борясь со слезами. Он указал на страницы в папке: — Министерство юстиции запросило эту запись. Если они ее получат и начнут раскручивать это дело, журналисты пронюхают, а они уж своего не упустят.
Слоун вложил странички обратно в папку. Он понимал, что логичным было бы обсудить вопрос телефонных разговоров Браника, но интересовало его сейчас другое.
— Куда же он отправился? Расставаясь с вами, он не сказал, куда собирается ехать?
Пик поднял обе руки.
— Сказал, что поедет домой уладить какие-то дела. А куда он поехал — не знаю. Думаю, он отправился в Мак-Лин. Если б я знал, что у него есть оружие... Джо никогда не носил с собой оружия, никогда — за все годы, что я его знал. — Пик потер затылок и покрутил шеей. — Мне жаль, Джон, что пришлось сообщить вам такое, искренне жаль.
— Не сомневаюсь, что вам было нелегко. Я очень ценю вашу откровенность. Я и вся наша семья ее ценят. Многое становится ясным... снимается множество вопросов. — Однако вопросы оставались.
Внутренний голос Слоуна взывал к нему, моля его уйти, но он все гнул свою линию:
— Так что же теперь будет?
— Министерство юстиции соберет сегодня к вечеру пресс-конференцию. Мне нужно было только согласие семьи, — сказал Пик.
— Согласие?
Пик взял со стола еще один документ и передал его Слоуну. Это был проект заявления для прессы; текст был вполне обтекаемым. Результаты вскрытия были подвергнуты санитарной обработке, точно такой же, какой подвергся кабинет Браника. Министерство юстиции собиралось дать заключение, что Джо Браник собственноручно лишил себя жизни:
Медицинская экспертиза пришла к выводу, что следы пороха на руке и виске покойного доказывают факт самоубийства.
— Таков конечный вывод, — сказал Пик. — Остальное... м-м... несущественно. — Он наклонился вперед: — Министерство юстиции сообщит о том, что доказательств чьего бы то ни было злого умысла не обнаружено. Упоминания о наличии алкоголя в крови и прочих фактов, не имеющих отношения к непосредственной причине смерти, не будет. Заключение ограничится главным — соответствием пороховых ожогов оружию, из которого было произведено самоубийство. После этого заявления министерство прекратит расследование и закроет дело.
Слоун положил текст заявления в папку, присоединив его к другим документам. Вот и все — гладко, чисто, как кабинет Джо Браника. Афишировать полученные сведения семейству не захочется, им ничего не останется, как тихо ретироваться, а Министерство юстиции поможет им в этом.
Тому Молье на стол вскоре ляжет очередной тухлый завтрак.