— Здесь все?
Он вскинул руки.
— Мне их еще и пересчитать?
— Просто спросил. И аванс не возвращается, так?
— Разумеется. Клиент заплатил половину за то, что нанял нас. Таково условие. И теперь моя половина тоже у тебя. Потому что мы — друзья, Чарли, так?
— Конечно, друзья.
Пьер наклонился над столом. Его родимое пятно дернулось.
— Только помни, сделать все нужно правильно. Я тоже хочу получить свои деньги.
Я кивнул, глядя ему в глаза. Потом взял конверт, сунул в карман пиджака и поднял черные очки на лоб. Пьер поднес чашку ко рту, и только тут я вспомнил, что не пригубил кофе, но наша встреча подошла к концу, а затягивать ее я желания не испытывал. В конце концов я получил возможность купить себе чашечку кофе десятью тысячами новых способов.
— Сколько у меня времени? — спросил я.
Пьер поставил чашку на стол, промокнул губы бумажной салфеткой.
— Два дня. Мы можем встретиться здесь. Скажем, в десять утра.
— Хорошо. Опиши место, куда я должен попасть.
— Это квартира, — ответил Пьер таким тоном, словно в Париже по-другому и быть не могло.
— Где находится картина?
— Там одна спальня. На стене.
— Охранная сигнализация? Замки? Бойцовые пудели?
Он пожал плечами, словно такие мелочи значения не имели.
— У тебя, наверное, есть адрес. Хотелось бы его знать.
— Oui, ну конечно. — Пьер достал из барсетки сложенный листок бумаги, протянул мне.
Я развернул листок, прочитал адрес. Я не сильно удивился, но точно не обрадовался.
— Доброе утро, — весело поздоровался я, когда Виктория ответила на звонок.
— И тебе того же. Как прошла встреча с читателями?
— Отлично.
— Только отлично? Не великолепно?
Я улыбнулся.
— Разве ты не слышала? С великолепным я покончил.
— Да, конечно, забил бедное слово до смерти. Это плохо. Оно тебе очень шло.
— Иногда у меня возникало ощущение триумфа.
Виктория рассмеялась.
— Триумфа? Где ты это берешь?
— В моем верном тезаурусе. Как муженек?
Пауза.
— Чарли, сколько раз я просила тебя не называть так Адама?
— Больная мозоль?
— И так тоже не следует говорить. Слушай, мне пора закругляться. И поверь мне, если Адам сделает мне предложение, ты узнаешь об этом первым.
Я улыбнулся, посмотрел на экран ноутбука. Курсор, казалось, предлагал мне продолжить, подмигивая с того места, где я остановился — аккурат после точки. Но, увы: я словно уперся в стену. В таких случаях я обычно звонил Виктории, моему литературному агенту, и мы какое-то время болтали. Иногда слова, необходимые для того, чтобы продолжить роман, приходили по ходу нашего разговора, и тогда я быстренько прощался и поворачивался к компьютеру.
Иной раз, правда, я задумывался, а не слишком ли хорошо мы знаем друг друга? Когда меня что-то раздражало, я принимался подначивать Викторию насчет ее парня и сильно сомневался, что комиссионные, которые она получала с моих книг, в должной степени компенсировали мои колкости.
— Извини, — говорил я такое не в первый раз. — Как Адам?
— Отлично.
— Я всего лишь шутил, ты знаешь.
— Знаю. Так скажи мне, ты опять завяз?
Я цокнул языком.
— Господи, порой я думаю, что ты по телефону читаешь мои мысли. Как ты догадалась?
— Потому что на этой неделе ты звонишь мне в третий раз. — Она говорила со мной как с тупицей. — Первые два раза ты звонил, потому что одно предложение напечатал, а следующее никак не лезло в голову. Интуиция мне подсказывает, что причина не изменилась.
— Интуиция? — Я свел брови к переносице. — Опять читаешь американцев?
Виктория ответила после короткой паузы.
— У меня новый клиент. Пишет о частном детективе из Майами. Слушай, почему бы тебе не перейти к делу? В чем у тебя загвоздка?
— Раз ты так ставишь вопрос… — И я принялся объяснять, что меня смущает.
Дело в том, что я застрял в Рио-де-Жанейро. Майкл Фолкc, герой всех моих романов, явился туда во время традиционного карнавала, чтобы очистить банковское хранилище, набитое деньгами; при этом ему необходимо было опередить конкурирующую банду. Банковские служащие помешать ему не могли — они веселились на карнавале. Однако, добравшись до ограбления, я задумался о достоверности того, что пишу. Я видел множество фильмов о том, как команды прекрасно оснащенных, вооруженных до зубов грабителей врываются в банк, предлагают всем лечь на пол, поочередно расправляются со всеми охранными системами, проникают в хранилище и покидают его с миллионами долларов. Но кто слышал о грабителе, который шел брать банк в одиночку, обводил вокруг пальца системы сигнализации и камеры наблюдения, открывал все замки, в том числе замок главного хранилища, и забирал денег столько, сколько мог унести, совершив тем самым идеальное преступление?
— Так что тебя тревожит? — спросила Виктория, дослушав до конца.
— Разве я не объяснил?
— Скажу тебе честно, Чарли, есть у меня клиенты, которых иной раз нужно вести за ручку, но ты без этого прекрасно обходишься. Тебя тревожит, насколько достоверно выглядит то, что ты пишешь о Фолксе? Но в следующий раз ты обвинишь в недостоверности Яна Флеминга.
— Возможно.
— Чарли, в «Воре в бегах» твой Фолкс обманывает босса мафии, оставляет в дураках агентов ФБР и ЦРУ, спрыгивает с Эмпайр-Стейт-Билдинг да еще успевает переспать с дочерью президента Соединенных Штатов.
— Ну и…
— Речь о том, и ты это хорошо знаешь, что книги о Фолксе — не реализм. Твои поклонники их как раз потому и читают, что случиться в них может все. Так что поверь мне: если Фолкс способен разобраться с нью-йоркской мафией, то уж банк ограбить в одиночку ему вполне по силам.
Я почесал висок.
— Ты думаешь?
— Да, я так думаю. Ты все это знаешь и без меня, если, конечно, тебе не сделали лоботомию. Впрочем, мне кажется, что тебя тревожит что-то еще. Интуиция подсказывает мне, что возникла некая проблема.
Я отъехал на стуле от стола, закрутился на месте, оторвав ноги от пола. Телефонный шнур кольцами стянул плечи.
— Даже не знаю…
— Просто скажи, Чарли. Все равно ведь скажешь рано или поздно. Так чего ходить вокруг да около? Давай уж сразу.
Я закрутился в обратную сторону и, когда шнур освободил меня, поднялся со стула и подошел к стене, на которой под стеклянной рамкой висело чуть перекошенное первое издание «Мальтийского сокола». Поправил рамку. Этот роман Хэммета всегда путешествовал со мной. Я с ним не расставался, как с ноутбуком и воровским инструментарием. По правде говоря, я суеверен. «Мальтийский сокол» лежал на моем столе, когда я работал над первым опубликованным романом. И теперь я верил: без присмотра Сэма Спейда ничего путного мне не написать. Этого я никому не говорил.