— Все до единого? Вроде бы рискованно.
— Никакого риска. Построили хранилище на бетонном основании толщиной в несколько футов. Вокруг соорудили железобетонную стену. Была еще и клетка.
— Клетка?
— Из толстых стальных стержней. Вот таких. — Пальцами он показал диаметр каждого стержня.
— Их можно было разрезать ацетиленовым резаком?
Он отрицательно покачал головой:
— На это ушел бы не один час.
— Понятно. Разве замок не был слабым местом?
— Какой именно?
— Ах да, ведь их было несколько.
— Напишите — пять. — Он энергично указал на блокнот.
— Их было пять?
— Замков хватало, — ушел Ван Зандт от прямого ответа.
— Как я понимаю, охранников тоже хватало. Сколько их, кстати, работало в одну смену?
Ван Зандт сделал вид, что размышляет, отвечать или нет. Поднес стакан ко рту, отпил. Наконец решился.
— Четверо днем, двое — ночью.
— Всегда?
— Всегда.
— Вы помните, как звали охранника, который работал в паре с Робертом Волкерсом, когда того убили?
Ван Зандт замялся.
— Не помню.
— Вы уверены?
— Прошло столько лет.
— Но второй такой ночи не было. Вы действительно не помните?
— Нет. — Он решительно покачал головой.
Я поймал его взгляд — глаза были спокойны, как горное озеро. Я просмотрел свои записи: вроде бы получалось неплохо, почерпнуть из нашего разговора удалось немало — пусть мне и пришлось разыгрывать роль биографа. Но мои вопросы не вели к конкретной цели, и я чувствовал, что в какой-то момент разговор ушел куда-то в сторону. Ван Зандт рассказал мне больше, чем я ожидал, но все равно говорил лишь то, что считал нужным. Поэтому я решил оставить в стороне факты и нажать на эмоции. Вдруг он раскроется?
— Пожалуйста, скажите, что вы думаете о Майкле Парке.
— Он — убийца.
— Да, но что вы думаете о нем?
Ван Зандт пожал плечами, поднял трость.
— Какое это имеет значение? Он застрелил человека, у которого была семья — жена и дочь. Я испытывал те же чувства, что и все.
— Да, но какие именно. Злость?
Он поджал губы.
— Ненависть?
Он покачал головой.
— Несмотря на то, что он взял ваши алмазы?
Ван Зандт погрозил мне пальцем, клацнул языком.
— Вы меня оскорбляете! И ради чего? Из-за этого американца? Кто он вам? Он — ничто. Он — вот! — Старик достал со дна стакана тающий кубик льда.
— Он сказал, что никого не убивал.
— Он был вором.
— Это он признал. Но в убийстве сознаться не пожелал.
Ван Зандт хрипло хохотнул.
— Не хотел провести в тюрьме остаток жизни.
— В тюрьме он хотя бы жил, а на свободе его сразу убили.
— Меня это не волнует. А вот охранник волновал. И его семья. Я заботился о своих сотрудниках.
— Это благородно.
Ван Зандт кивнул, осушил стакан, закинул голову, и я увидел, как ходит вверх-вниз его адамово яблоко. Потом он указал на мой стакан.
— Вам не нравится?
— Нравится. — Я сделал маленький глоточек. На этот раз закололо меньше, словно первая порция бурбона вызвала онемение вкусовых сосочков. Горло опять обожгло, но к этому я был готов, так что обошлось без шока. Проглотив бурбон, я задал следующий вопрос:
— Интересно, если Майкл Парк убил охранника, почему он не взял все алмазы? Ведь он все равно уже перешел черту, терять-то ему было нечего.
— Но он не смог проникнуть в хранилище.
— Профессиональный взломщик?
— Он не смог его вскрыть.
— У кого были ключи или числовые коды к замкам? У вас?
— Числовые коды. Менялись каждый день. Я их, конечно, знал.
— Охранники тоже?
Ван Зандт покачал головой.
— То есть Майкл не мог заставить Роберта Волкерса сообщить код, прежде чем убил его?
— Разумеется, нет, — уверенно ответил он; по тону чувствовалось, что такого просто не могло быть.
Ван Зандт поднялся, направился к бару и налил себе бурбон, уже не предлагая наполнить и мой стакан.
Я понял, что ничего больше мне, скорее всего, не узнать, а если я продолжу задавать неприятные хозяину вопросы, меня попросят на выход.
— Мне хотелось бы узнать что-нибудь об истории компании «Ван Зандт», — нарушил я паузу. — Уверен, эта информация вызовет интерес моих читателей. Могу я рассчитывать на вашу помощь?
Наслушавшись рассказов Ван Зандта о великолепных достижениях семейной империи, я вернулся домой, набрал ванну, улегся в дымящуюся воду и принялся разглядывать белые кафельные плитки. Время от времени я соскальзывал по фаянсу и окунался с головой. В ушах раздавался металлический звон, а мои волосы плавали над головой, словно водоросли. Потом я медленно выныривал, выплевывал воду — приятно было ощущать, как влажный воздух покалывает лицо.
Ван Зандт мне, само собой, лгал, но я не знал, какую долю в его рассказе составляла ложь. Конечно, следовало предположить, что его память, в силу возраста, могла давать сбои, но я не сомневался, что иной раз он лгал сознательно. Я не имел права обижаться на него, потому что и сам не обошелся без вранья; к тому же было ясно, что дело не во мне: эти выдумки он рассказывал всем подряд более десяти лет. Самое забавное, что вывести его на чистую воду не составляло труда. Ван Зандт утверждал, что в ночь убийства Роберта Волкерса было украдено всего лишь несколько дешевых камней — тех самых, которые потом нашли в квартире Майкла. Я и раньше не сомневался, что это полнейшая чушь, а Ван Зандт, пусть и невольно, подтвердил мою правоту. Он сказал, что компания располагала только одним хранилищем, куда каждый вечер возвращались все алмазы — ограненные, находящиеся в работе и ждущие своей очереди. А если так, то в распоряжении американца, когда он проник в хранилище, оказались абсолютно все камни — и дешевые, и дорогие.
Я вылез из ванны, вытерся, обмотал полотенце вокруг талии и босиком направился к письменному столу. Снял трубку, набрал телефон Резерфорда и, пока включился автоответчик, изучал свое отражение в стекле на фоне темных ветвей дерева, которое росло на берегу канала. Отражение чем-то напоминало беглеца из потустороннего мира. Оно подняло руку с растопыренными пальцами, помахало мне, но как-то неуверенно — видно, сомневаясь, что я вижу его. Я кисло улыбнулся, хотел уже что-то сказать, но мои мысли прервал звуковой сигнал автоответчика Резерфорда, и вместо того, чтобы беседовать с собственным отражением, я надиктовал короткое сообщение.