Незнакомец ушел, двух мнений тут быть не могло, но я выждал на всякий случай еще несколько минут. Потом, окончательно убедившись, что остался один, встал в полный рост, потянулся, разминая ноги и спину. Убедившись, что все мышцы работают нормально, я сдвинул крышку, сел на край люка, свесив ноги вниз. Поднял изоляцию и, насколько смог далеко, задвинул под нее пистолет. Положил обезьяну в один карман, фонарь — в другой и спрыгнул на пол спальни.
Я мог, конечно, вернуть сундук на прежнее место и, встав на него, задвинуть крышку люка. Но особого смысла в этом не было. Незваный гость изрезал в клочья одеяло, матрас, подушку, так что комната напоминала школьное общежитие после подушечной битвы. Куски материи и перья устилали пол до самой двери, и у меня не было ни единого шанса вернуть спальню в исходное состояние. Даже если бы я каким-то чудом доставил сюда новые одеяло и подушку тех же цветов и размеров, следов посещения квартиры посторонними скрыть бы не удалось, потому что в двери все равно осталась внушительных размеров дыра, как от хорошего удара кувалдой.
Поэтому я отряхнул пыль и быстренько ретировался, оставив дверь приоткрытой, спустился по крутой лестнице, ничего себе не переломав, оказался перед входной дверью, с которой разобрались так же, как и с ее товаркой наверху, — только здесь незнакомец вышиб замок.
Я выскользнул за дверь и на улицу, набрал полную грудь холодного воздуха и… нашел повод для улыбки. Мой велосипед стоял там, где я его и оставил.
Когда я вернулся к «Кафе де Брюг», оно уже закрылось и в зале потушили свет. Подергав ручку, я обнаружил, что дверь заперта. Я опоздал лишь на несколько минут, но американца нигде не было. Я уж подумал, что сейчас он позовет меня из темного проулка, но такое случалось только на страницах моих детективных романов. Оглядевшись, я увидел, что улица пустынна. Будь у меня такое желание, я мог бы открыть замок — но зачем? Я еще раз дернул за ручку, потом постучал ладонью по стеклу.
И тут же из подсобки появилась блондинка-барменша. Включила свет, поспешила к двери, чтобы открыть ее, даже не стала спрашивать, кто я и чего хочу. Чувствовалось, что она крайне встревожена. Я не мог сказать, что ее лицо побледнело, загар никуда не делся, но выглядела она очень уж мрачной. Блондинка заперла за мной дверь, пожевала нижнюю губу, переплела пальцы рук, расцепила, убрала прядь волос за ухо — короче, всем своим видом показывала, что не находит себе места от волнения.
— Они его увели, — выдохнула она.
— Двое мужчин?
Она кивнула.
— Час тому назад. В его квартиру.
— Вы в этом замешаны?
Она замялась. Я достал из кармана одну из обезьян, показал ей. Едва она увидела статуэтку, дыхание у нее перехватило, и она смогла только кивнуть, не отрывая синих глаз от обезьяны.
— Как вас зовут?
— Марике.
— И что связывает вас с американцем?
Она встретилась со мной взглядом, моргнула, и я сразу понял, что задал идиотский вопрос. Потом она вновь посмотрела на статуэтку, и я убрал ее в карман.
— Вы не думаете, что он вернется? — спросил я.
Она покачала головой, словно освобождалась от чар, насланных обезьяной.
— Он сказал, что проведет здесь весь вечер. Не уйдет до самого закрытия.
— Но передумал.
— Это они.
— Ясно. — Я оглядел бар в поисках новых идей. С ними, похоже, у меня становилось все хуже. — Эта квартира, о которой вы упомянули… Вы там бывали?
Она кивнула.
— Тогда проводите меня туда.
Блондинка исчезла в подсобке за стойкой, оставив меня одного. Время это я использовал для того, чтобы затолкать сомнения в правильности принятого решения в самые дальние, самые темные уголки сознания. Вернулась она в зимнем пальто и со связкой ключей. Заперла дверь бара и повела меня через мост. Мы пошли по вымощенным брусчаткой улицам, ее каблучки звонко цокали в темноте. Зарядил мелкий дождь, я поднял воротник, сунул руки в карманы, шагая рядом с ней. Мне не нравилось направление, в котором развиваются события. Сначала второй обезьяны не оказалось на положенном месте. Потом появились пистолет и незваный гость. От всего этого определенно дурно пахло, и я достаточно ясно представлял себе, куда могла завести эта дорожка, но рядом была девушка, которая нуждалась в помощи, да и, возможно, оставался шанс получить двадцать тысяч евро.
Дом, в котором жил американец, как сказала мне Марике, находился на Сент-Якобсстрат, неподалеку от Центрального вокзала. Сама улица являла собой второсортное ответвление Квартала красных фонарей. Здесь хватало грязных баров и кофеен, сюда частенько забредали туристы с Дамрака, главной улицы города. Но тут они могли найти только торговцев наркотиками. Один из них какое-то время шел за нами, спрашивая, не хочу ли я приобрести «Виагру». Мы сделали вид, что не видим и не слышим его, и он оставил нас в покое. Из окон первого этажа, подсвеченных разноцветными неоновыми трубками, на нас смотрели скучающие проститутки. Одна сидела на деревянном стуле в ярком бикини из лайкры, раскинув ноги и упираясь в стекло высокими каблуками, и набивала на мобильнике сообщение.
Пол-улицы осталось позади, когда Марике остановилась перед перекошенной дверью рядом с одной из кофеен. Дверь покрывали флаеры и граффити, и выглядела она так, будто взламывали ее не один десяток раз. Марике вставила ключ в пружинный замок, открыла его и повела меня по пропахшему марихуаной коридору, который освещался одной тусклой лампочкой. Мы молча поднялись на второй этаж. Я без лишнего шума, стараясь не привлекать внимание девушки, натянул на руки резиновые перчатки. Марике тем временем искала на связке нужный ключ.
Как выяснилось, она могла без этого обойтись. Дверь в квартиру американца мы нашли приоткрытой.
Я первым переступил порог и оказался в крохотной, без единого окна комнате, спальне и гостиной одновременно, скудно обставленной, но чистенько прибранной. Один ее угол занимала односпальная кровать, аккуратно застеленная, с темно-зеленым покрывалом и белыми простынями. На ней стоял открытый чемодан. Я быстро просмотрел его содержимое. Одежда, подготовленные к поездке документы, маленький ноутбук, ничего интересного. Рядом с кроватью стоял комод с выдвинутыми пустыми ящиками. В комнате также имелись деревянный столик, два складных стула, газовая плитка с баллоном и раковина с двумя пустыми стаканами на ней. Кроме входной, в комнате была еще одна дверь.
Марике двинулась к ней, но я остановил девушку и прошел первым. Увиденное не стало для меня сюрпризом, за исключением одного: американец был еще жив. Он сидел с закрытыми глазами, скрючившись, в фарфоровой ванне, весь залитый кровью. Загустевшей, окислившейся, темной, как хорошие чернила. Череп над левым виском ему проломили, и среди слипшихся, покрытых кровью волос я разглядел белые костяные осколки. Правая кисть с неестественно выгнутыми пальцами свешивалась за край ванны. Он был без сознания, но грудь мерно поднималась и опускалась.