– Ну что там, командир? На, лейтенант, подкрепись. Чай, дорога еще дальняя у нас будет. – С этими словами Левченко протянул Григорову открытую консервную банку тушенки со вставленной ложкой и кусок хлеба. Затем лихо подкрутил свои усы, такие же, как у Василия Ивановича из кинофильма «Чапаев».
– Немцы прорвали с юга фронт, могут нам дорогу на переправу перекрыть. Получен приказ форсированным маршем выдвигаться им наперерез и занять оборону у Горностайполя. Мы идем в арьергарде, прикрываем тыл от наступающих за нами фашистов. Выходим из леса на шоссе. Начало движения в шесть десять.
– Если немчура прет и мы прикрываем тыл, значит, первого батальона уже нет. Да… Жалко ребят. Если выходим из леса на шоссе, то бойся воздушного налета. Эти гады разлетались сейчас, шо те комары на болоте! Ну шо, орлы, перекусили? Пускай командир поест, а у нас работа. А ну все подъем, к орудиям! Подготовиться к маршу! Прочистить стволы, осмотреть замки. Жуликов, возьми солидол в передке да смажь все колеса. Мамедов, Блудов, вы как любители лошадок проверьте своих подопечных. Все. За работу. Ничего не оставлять на месте. Сизов, смотри за своим орудием, а я за своим. Потом все проверю.
Пока Григоров утолял вдруг наступивший голод, его взвод бегал вокруг орудий, скоро выполняя приказы Левченко. Новый командир первого орудия сержант Сизов, призванный из запаса тридцатилетний мужчина, трудился наравне со своими подчиненными, безоговорочно приняв первенство и авторитет Левченко.
К Андрею подошел незнакомый лейтенант и протянул руку:
– Здорово, «Прощай Родина!». Командир третьей роты третьего батальона лейтенант Попов. Андрей.
– Привет, «Царица полей». Лейтенант Григоров, командир противотанковой батареи, бывший взводный. Тоже Андрей.
– Ну вот и познакомились, тезка. Нам с тобой в арьергарде идти. Ты давно в полку?
– С семнадцатого июня сорок первого года. Харьковское противотанковое артиллерийское училище. От нашей батареи сорокапяток остался только мой взвод, два орудия. Комбат и один взвод погибли возле укрепрайона, а другой остался с первым батальоном.
– А я в сороковом году Житомирское пехотное училище закончил. Командиров в роте, кроме меня, никого, взводами сержанты командуют. Сам ротным стал две недели назад, а до этого тоже взводом командовал. У меня в роте тоже негусто. Вместе со мной сорок шесть человек. Один станковый «максим» и два ручных пулемета Дегтярева. Боеприпасов кот наплакал. Вот и все хозяйство. Комбат пообещал дать два батальонных миномета, ящик бутылок с зажигательной смесью и патронов подкинуть. У тебя снарядов-то хватает, а то вдруг танки попрут?
– Полный боекомплект на каждое орудие. Да еще вон старший сержант один немецкий ручной пулемет с коробкой патронов заныкал. Так что пока живем.
– Вот и ладненько. Комполка приказал нам выдвинуться на шоссе и занять оборону западнее села Дитятки. В пяти километрах от него есть развилка дорог. Так что выдвигаемся самыми последними, когда все уйдут. Оставайся на месте, сейчас я своих бойцов к твоим присоединю.
Попов ушел. Через некоторое время к двум орудиями Григорова присоединились три подводы, по две лошади в каждой, везущие оставшееся имущество стрелковой роты Попова. На одной из них сидел младший сержант с радиостанцией. Подошли красноармейцы третьей роты.
Мимо них на скорости проехали автомобили с красноармейцами, скорым ходом проскочили подводы с имуществом, прошли те, кому не хватило места в автомобилях. Одна из подвод остановилась, бойцы перегрузили в повозки Попова ящики с боеприпасами и два миномета. Рядом встали минометчики.
К стоящим в стороне Попову и Григорову подъехали два всадника:
– Товарищ лейтенант! Сержант Семенов. Конная разведка. Командир полка приказал нам отъехать назад вдоль шоссе и при обнаружении немцев немедленно докладывать вам. А вы уж потом ему.
– Так, понятно. Ну что, тезка. Начинаем движение? Всем, подъем! Вперед к шоссе! Шагом марш!
Через пару километров вышли на шоссе.
По дороге нескончаемой вереницей тянулись беженцы. Никогда прежде Андрей не видел такого потока людей: старики и старухи, женщины и дети, подростки. Больше всего женщин и детей. И у всех: у взрослых, у ребятишек – черные от пыли и усталости лица. В их глазах стояли страх и растерянность. Видно, шли не первый день и не знали, когда закончатся их мучения. У многих тощие котомки за спинами. Иногда в этом потоке проезжал грузовой автомобиль или подвода с имуществом и сидящими сверху не меньше десятка голодными, как галчата, ребятишками. Кое-где к телегам и ручным тележкам были привязаны домашние животные: коровы, козы, сверху кудахтали куры. Рядом с людьми пробегали собаки, искали потерявшихся хозяев, но при этом никого не трогали, видно, все понимали.
Несколько человек прогнали небольшое стадо исхудавших коров и телят.
Девушка в белой косынке и сиреневом платье, крутя педали, проехала на велосипеде. К багажнику бельевой веревкой приторочена большая корзина. Но трудно вот так ехать на велосипеде в толпе медленно бредущих людей, и она, спрыгнув на разбитую дорогу, повела велосипед в руках. А он мужской, и заднее колесо под грузом на багажнике виляет из стороны в сторону.
Толкая перед собой тележку на высоких железных колесах, прошел старик с гривой длинных седых волос. В тележке лежал набитый чем-то мешок, а на мешке сидел мальчуган в матросском костюмчике: курточка с якорями, круглая шапочка и по ленте серебряные буквы «КРАСИН». У старика глаза, утомленные недосыпанием, и плотно сжатые губы. Мальчуган вертел головой, недоверчиво смотрел по сторонам. Дед и внук, видать.
В черных одеяниях и платках, надвинутых на самые глаза, прошли две немолодые монахини. Нестройная колонна детдомовцев – стриженных наголо мальчишек и девчонок лет по десяти – двенадцати – проплыла вслед за ними. Во главе колонны брели немолодая женщина-воспитательница и усатый мужчина в красноармейской гимнастерке с пустым рукавом. Мужчина иногда оглядывался, сипло кричал: «Подтянись!», и детдомовские покорно убыстряли шаг, догоняли впереди идущих и снова отставали.
Среди беженцев попадались и военные, которые шли кто с оружием, а кто и без оружия, иногда даже без гимнастерок и без знаков различия. По ним было видно, что воевать сейчас они неспособны, главная их мысль – спасти свою жизнь. Кое-где на обочине дороги стояла брошенная неисправная техника, сломанные телеги, были разбросаны вещи.
Течет, течет по дороге людской поток. Усталые, измученные, изголодавшиеся люди… Беженцы не плачут, нет. Разве только совсем уж маленькие ребятишки, когда невмоготу становится: жара, жажда, голод…
Видя выходящую из леса военную колонну, беженцы зашевелились, стараясь побыстрее уступить ей дорогу. Проходя мимо них, Андрей и его бойцы опускали вниз глаза: было стыдно перед этими людьми за отступление, за невозможность сейчас бить врага, за то, что оставляли мирных граждан своей великой страны на растерзание фашистам.
Простите нас, люди, мы еще вернемся и отомстим за вас! Враг будет разбит, победа будет за нами!