Перед уходом Антоненко на разведку были собраны все находящиеся в лагере командиры и сержанты. Капитан Бондарев представил им Уварова с его группой. О том, что они сотрудники особой группы НКВД, все уже знали: как говорится – не в тайге живем, везде уши есть. Уваров приказал обращаться к ним по армейским званиям, так более привычно для слуха обитателей лагеря. Так, сам Уваров стал подполковником, Антоненко-старший – майором (на ухо Олегу он возмущался: «Чего меня в звании понизил, ведь подполковник я?»), Баюлис тоже стал майором – военврачом второго ранга, а Максиму присвоили («с барского плеча») звание лейтенанта. Комендантом лагеря Уваров назначил старшего лейтенанта Коваленко, а заместителем по тылу Ярцева, бывшего снабженца, начальника склада.
После представления люди смотрели на незнакомцев уже совсем по-другому, совершенно забыв о том, что буквально час назад принимали их за врагов и смеялись над ними. Вот что делает с людьми кусочек картонки с фотографией и липовой печатью. «Без бумажки я букашка, а с бумажкой – Человек!»
По званию и предполагаемым полномочиям, да и по возрасту среди военных Уваров был самым старшим, поэтому никаких вопросов о руководстве в лагере не возникло. Потерявшего сознание командира полка Климовича поместили вместе с несколькими ранеными в обустроенную землянку. Баюлис зашил ему рану и уколол найденный на складе морфий. Таким же образом он постарался оказать медицинскую помощь всем, кто в ней нуждался.
– Товарищ подполковник! – подбежал к Уварову лейтенант Григоров. – Посыльные от старшего лейтенанта Бажина прибыли. Пленного привели и лошадь с нашим убитым. Стоят возле входа в лагерь, где орудие установлено.
Уваров уже был опоясан немецкой офицерской портупеей с кобурой и вальтером, подаренной ему Григоровым. Также на ремне заняли свои места подсумок с запасными магазинами и десантный нож в чехле. Максим принес Олегу его бушлат, который тот не стал застегивать, так как ему стало жарко от стольких событий, обрушившихся на него за полдня. На плече висел трофейный автомат МП-40. Воевать так воевать. На складе Олег взял себе только командирскую фуражку с красной звездочкой и надел ее вместо банданы.
– Хорошо, лейтенант. Найдите капитана Бондарева, старшего лейтенанта Дулевича и комиссара Жидкова. Да и врача пригласите. Пускай немедленно туда подходят. Долматов, вы со мной.
После того как старшина Долматов узнал, что Уваров является оперуполномоченным особой группы при наркоме внутренних дел СССР, он ни на минуту не отходил от Олега. Почему именно так, Олег терялся в догадках: или Долматов решил прогнуться перед большим начальством и добровольно зачислил себя в порученцы капитана госбезопасности, или же до конца не доверял прибывшим «товарищам диверсантам» и ждал малейшей возможности, чтобы их раскрыть. Но пока Уваров был им доволен: грамотный, опытный вояка, старшина словно угадывал мысли Олега, наперед предвидя его приказания, и быстро исполнял, что необходимо. «А ведь почти каждый человек, прослуживший в армии не менее двадцати лет, становится именно таким, – подумал Олег, вспомнив при этом своего старшину прапорщика Доломанчука. – Мир вокруг меняется, а люди такими же остаются. Сам такой же».
Подходя к выходу из лагеря в сопровождении Долматова, Олег ожидал увидеть что угодно, но только не то, что увидел.
В окружении четверых бойцов, двое из которых были пограничниками, на земле лежал человек со связанными за спиной руками. Один из красноармейцев держал под уздцы оседланную лошадь. Рядом с ними толпились артиллеристы и красноармейцы, охранявшие лагерь с дороги. Недалеко от них на земле лежал укрытый шинелью убитый красноармеец.
Из группы красноармейцев к Олегу вышел лейтенант Попов:
– Разрешите доложить, товарищ подполковник. Прибыла группа от разведки Бажина. Говорят, что наткнулись на конный разъезд, произошла стычка, в результате которой захвачен пленный и один с нашей стороны убит.
– Понятно. Кто старший в группе? – поинтересовался Уваров.
К нему подошел пограничник, вооруженный автоматом ППД. Он с недоумением посмотрел сначала на старшину Долматова, но, увидев знаки, показываемые тем, что докладывать необходимо именно Уварову, приставил правую ладонь к козырьку фуражки:
– Разрешите доложить, товарищ командир. Младший сержант Юрченко. По приказу старшего лейтенанта Бажина прибыли в расположение лагеря с пленным и нашим погибшим.
– Вижу, младший сержант. Расскажите, как дело было.
– Значит, так. Когда мы выдвинулись в разведку на тот берег, стрельбы уже не было. Товарищ старший лейтенант приказал разделиться на две группы. Одной назначил меня командовать, а сам с другой пошел. У меня в группе было восемь человек: три пограничника и пять красноармейцев. Мы шли вдоль дорожки по берегу озера. А вторая группа через лес. Вдруг из кустов прямо на нас выскочили несколько всадников, человек пять, наверное. Все одеты как-то странно, похожи на беляков в Гражданскую войну. Вот как этот пленный. Они, видно, тоже не ожидали нас увидеть. Встали мы, и они встали. Вдруг один из них как заорет на русском языке: «Красные!» – и давай в нас стрелять из карабина, вот одного нашего и убил, что первым шел. Но мы тоже не лыком шиты – в ответ стрелять начали. Одного из них убили, но он с коня не упал, а одного ранили. Вот этого. Он с лошади слетел нам под ноги, а лошадка его поводом за ветки зацепилась, вот и не ускакала за остальными. На выстрелы товарищ Бажин с другой группой прибежал. Преследовать тех всадников начали, а мне приказал в лагерь возвращаться и доложиться. У меня все. Пленный ранен в плечо. Мы его слегка перевязали, но врач нужен, а то кровью изойдет.
Окружавшие пленного красноармейцы расступились, давая возможность руководству лучше его рассмотреть. Это был мужчина средних лет, нормального телосложения, с небольшой русой бородой и усами. Он был без сознания. Его одежда напоминала одежду кавказских горцев – сине-серая черкеска с газырями и с пристежными светло-синими погонами, черный бешмет и черная гимнастерка, на плечах темно-синий башлык. На ногах прямые черные шаровары, заправленные в сапоги. Он был ранен в правое плечо. Рана была прижата белым платком и перетянута узким ремешком. За вырез черкески на груди засунута папаха.
На погонах у пленного Олег увидел по три темно-желтых полоски. «Как у советского сержанта», – мелькнуло у него в голове.
– Ну прямо кубанский казак! – произнес кто-то из красноармейцев.
– Не кубанский, а терский. С Терека он, а не с Кубани. Форма другая. Я знаю, сам оттуда, – услышал Уваров рядом с собой.
Обернувшись, он увидел коренастого, среднего роста красноармейца, одетого в шинель с черными петлицами и тремя темно-красными треугольниками в них, с эмблемой артиллериста. Среди всех красноармейцев он выделялся лихо закрученными усами.
«Это, наверное, старший сержант Левченко, за которым Синяков приехал, – подумал Олег. – Левченко из казаков, – кажется, так особист говорил».
– Уж не родственник ли ваш, а, старший сержант? – пошутил Уваров.