Мой пульс участился. Казалось, мне невероятно повезло. Я не перебивал.
– Я верю, что некоторых ангелов изгнали из рая, – продолжал он, – и они не знают о своем происхождении. Они скитаются в полном смятении. Похоже, вы из их числа, хотя, если моя теория верна, подтвердить ее вы не сможете.
Меня поразила эта любопытная трактовка, и я не знал, что ответить. Но что-то сказать пришлось.
– Нет, я другой. Я точно знаю, кто я. Жаль, что не тот, кого вы описали. Позвольте доверить вам ужасную тайну.
– Хорошо, – сказал он. – Приходите ко мне на исповедь, если захотите, ибо я не просто монах, а духовник, но вряд ли я смогу дать вам отпущение грехов.
– Вот моя тайна: я живу на свете с тех пор, когда Христос ходил по земле, правда, тогда я о нем ничего не знал.
Он долго обдумывал мои слова, заглянул мне в глаза, отвернулся к свече, словно исполнял некий ритуал. И заговорил:
– Я не верю вам. Но вы загадочное существо – с черной кожей, с голубыми глазами, с золотыми волосами. И вы щедро одарили нас золотом. Конечно, я приму деньги. Мы небогаты.
Я улыбнулся. Он мне понравился. Конечно, я не собирался признаваться ему в своих чувствах. Какая ему разница?
– Хорошо, – сказал он, – я напишу за вас письмо.
– Я сам могу написать, – ответил я, – если вы дадите мне перо и пергамент. Мне нужно, чтобы вы его отправили и указали свой адрес для ответа. Мне важнее всего получить ответ.
Он тотчас выполнил просьбу, и я уселся за дело, с радостью взявшись за перо. Я знал, что он наблюдает, как я пишу, но меня это не заботило.
«Рэймонд Галлант.
Я пережил ужасную трагедию, случившуюся в ночь после нашей встречи. Мой палаццо в Венеции уничтожил пожар, а сам я неописуемо пострадал. Уверяю тебя, что смертные руки не имеют к тем событиям никакого отношения, и если мы еще встретимся, я с готовностью расскажу о случившемся. В действительности мне доставит величайшее удовлетворение во всех подробностях описать вам личность того, кто послал своих приспешников уничтожить меня. В настоящий момент я слишком слаб, чтобы пытаться отомстить как словом, так и делом.
У меня не хватит сил для путешествия в Лорвич, в Восточную Англию, но благодаря силам, о которых я не имею права рассказывать, я обрел приют, подобный тому, что предлагали вы.
Но умоляю вас сообщить, не появилось ли у вас свежих сведений о моей Пандоре. Умоляю, сообщите, не давала ли она о себе знать. Умоляю, сообщите, как связаться с ней письмом. Мариус».
Закончив письмо, я передал его священнику, который немедля надписал почтовый адрес монастыря, сложил лист пергамента и запечатал.
Мы долго сидели, не произнося ни слова.
– Как мне вас найти, – спросил он, – в случае, если прибудет ответ?
– Я сам узнаю, – ответил я, – таким же способом, как вы узнали, что я взял свечи. Простите мне мой проступок. Нужно было пойти в город и купить их прямо в лавке. Но я странник ночи, а ночью все спят. Я слишком часто допускаю оплошности.
– Я уж вижу, – ответил он, – вы обратились ко мне по-немецки, сейчас говорите на латыни – на которой писали письмо. Нет, не сердитесь. Я не прочел ни слова, но понял, что это латынь. Превосходная латынь. На такой латыни сейчас никто не говорит.
– Золота достаточно, чтобы возместить беспокойство? – спросил я и поднялся со скамьи. Время откланяться.
– О да, и непременно возвращайтесь. Я присмотрю, чтобы письмо завтра же отправили. Если лорд Лорвич из Восточной Англии поклялся в верности Генриху Восьмому, вы обязательно получите ответ.
Я удалился так быстро, что мой новый друг, видимо, решил, что я попросту испарился.
Возвращаясь в склеп, я впервые заметил, что люди начали обустраиваться в опасной близости от нас.
Конечно, наше укрытие находилось в крошечной долине на высокой зловещей скале. Однако далеко внизу, у подножия, я заметил скопление хижин и понял, к чему идет дело.
Войдя в святилище, я обнаружил, что Бьянка спит. Она не задавала вопросов о том, где я был, и я осознал, до какой степени предосторожности дошел в стремлении скрыть от нее письмо в Англию.
Интересно, подумал я, смогу ли я по воздуху в одиночестве добраться до Англии? Но что ей сказать? Я никогда не оставлял ее одну, и изменить обычаю представлялось мне неверным.
Прошло чуть меньше года. Все это время я каждую ночь приближался к священнику, которому доверил письмо, на расстояние, позволявшее услышать его мысли.
В те ночи мы с Бьянкой частенько охотились на улицах небольших альпийских городов, меняя одежду, чтобы приобрести у купцов необходимые припасы.
Мы то и дело снимали комнаты, чтобы насладиться простыми человеческими радостями, но оставались слишком осторожны, чтобы проводить день вне стен святилища.
Я продолжал периодически обращаться к царице за Кровью. Не знаю, как я выбирал подходящий момент. Вероятно, она сама давала понять. Могу лишь утверждать, что я знал, когда мне позволено испить, и каждое вливание Крови влекло за собой быстрое улучшение моего состояния, обновление жизненной энергии и желание поделиться возвращающимися дарами с Бьянкой.
Наконец наступила ночь, когда, еще раз оставив уставшую Бьянку в святилище, я приблизился к альпийскому монастырю и увидел, что мой монах стоит в саду и простер руки к небу таким романтическим и благочестивым жестом, что у меня на глаза навернулись слезы.
Я тихо, совершенно беззвучно прошел за его спиной под монастырские своды.
Он тут же повернулся ко мне лицом, словно его сила не уступала моей. Он направился ко мне, ветер развевал коричневую рясу.
– Мариус, – прошептал он и, сделав знак молчать, провел меня в скрипторий.
Увидев, какой толщины письмо достал он из стола, я пришел в изумление. И растерялся, увидев, что печать сломана и послание вскрыто.
Я посмотрел на него.
– Да, я прочел, – сказал он. – Неужели вы думали, что я передам его вам, не узнав содержания?
Я больше не мог терять времени. О чем говорится в письме? Я тотчас же сел и развернул рукопись.
«Мариус.
Надеюсь, что мои слова не вызовут вашего гнева и не приведут к поспешным решениям. О Пандоре мне известно следующее. Члены нашего ордена, сведущие в подобных делах, видели ее в таких городах, как Нюрнберг, Вена, Прага и Гутенберг. Она появляется в Польше. Она бывает в Баварии.