Через четверть часа все поднялись на крышу – около двадцати хорошо одетых мужчин, молодых и старых, и две красивые женщины. Они встали в круг, я оказался в центре.
Никаких факелов. Явная опасность не угрожала.
Я позволил им рассмотреть меня и сформировать любой образ, какой пришелся бы им по душе, а потом заговорил:
– Непременно скажите, что вы хотите узнать. Со своей стороны, я открытым текстом сообщаю, что принадлежу к числу тех, кто пьет кровь. Я прожил не одну сотню лет, но прекрасно помню себя молодым. Тогда я жил в Риме эпохи империи. Можете это записать. Душой я остался в тех временах. Я не изменяю своему прошлому.
Повисла тишина, но тут Рэймонд засыпал меня вопросами.
Да, у нас есть свое «происхождение», объяснил я, но открыть его я не могу. Да, по прошествии времени мы становимся значительно сильнее. Да, мы по большей части живем в одиночку или тщательно выбираем себе спутников. Да, мы можем передавать свой дар другим. Нет, мы не жестоки по природе и испытываем глубокую любовь к смертным, что часто вызывает духовный разлад.
Затем последовало множество других мелких вопросов. Я старался отвечать как можно яснее. Но ничего не сказал о нашей беспомощности перед солнцем и огнем. Относительно «собраний вампиров» в Париже и в Риме я практически ничего не знал.
Наконец я сказал:
– Мне пора уходить. Я должен проделать до заката несколько сотен миль. Я обосновался в другой стране.
– Но как вы перемещаетесь? – спросил один из ученых.
– По ветру, – ответил я. – Это дар, который развился во мне с веками.
Я подошел к Рэймонду, крепко обнял его и, обернувшись к небольшой группе смертных, предложил им подойти и дотронуться до меня, убедиться, что я настоящий.
Я отошел на шаг, достал кинжал, порезал себе руку и протянул к ним ладонь, чтобы они посмотрели, как затягивается плоть.
Они ахнули от изумления.
– Мне пора. Рэймонд, примите мою благодарность и любовь.
– Подождите! – сказал самый дряхлый старик. Он держался поодаль, опираясь на палку, напряженно внимая каждому моему слову. – У меня к вам последний вопрос, Мариус.
– Задавайте, – тотчас предложил я.
– Вы что-нибудь знаете о нашем происхождении?
Я сперва не понял, о чем речь. Что подразумевал его вопрос? Рэймонд помог мне:
– Вам что-нибудь известно о том, как появилась Таламаска?
– Нет, – в тихом изумлении ответил я.
Они погрузились в молчание, и я догадался, что они сами точно не знают, как возникла Таламаска. И мне вспомнилось, что при нашей первой встрече Рэймонд уже упоминал об этом.
– Надеюсь, вы найдете ответы на свои вопросы, – сказал я и растворился в темноте.
Но далеко не ушел. Я сделал то, что должен был сделать с самого начала. Я парил неподалеку, выбрав место, где меня нельзя было ни увидеть, ни услышать. И послушал, как они бродят по башням и библиотекам.
Таинственные, упорные, преданные.
Я решил, что как-нибудь в будущем вернусь, чтобы узнать их получше. Но сейчас нужно возвращаться в святилище, к Бьянке.
Когда я появился в благословенном склепе, она еще не спала. И я увидел, что она зажгла сотню свечей.
Иногда я забывал об этой церемонии и обрадовался, что она вспомнила.
– Ты доволен посещением Таламаски? – спросила она с неподдельным интересом. На ее лице появилось выражение обманчивого простодушия, неизменно побуждавшее меня рассказывать ей все без утайки.
– Мне очень понравилось. Выяснилось, что они и в самом деле честные исследователи. Я дал им все сведения, какие смог – но, разумеется, рассказал далеко не все, что знал. Не бойся, я не наделал глупостей. Они ищут только знаний, и я дал им предостаточно пищи для размышлений.
Она прищурилась, не вполне представляя себе, что такое Таламаска. Я ее прекрасно понимал.
Я сел рядом, притянул ее к себе и укрыл нас обоих меховым плащом.
– Ты пахнешь приятным холодным ветром, – сказала она. – Наверное, мы созданы, чтобы жить, не покидая святилища, жить в холодном небе и бесприютных горах.
Я не ответил, но думал только об одном: далеком городе Дрездене. Рано или поздно Пандора всегда возвращается в Дрезден.
До нашей встречи с Пандорой оставалось сто лет. За этот срок мои возможности невероятно возросли. В ночь после возвращения из Таламаски я устроил себе серьезнейшую проверку и убедился, что больше никогда, никогда не стану жертвой банды Сантино. Много ночей Бьянке приходилось оставаться одной, пока я испытывал свои преимущества.
И как только я всецело уверился в своей быстроте, силе Огненного дара и великой способности убивать невидимым ударом, я посетил Париж с единственной мыслью – проследить за собранием Амадео.
Отправляясь в рискованный путь, я поведал свой план Бьянке, и она опять принялась умолять меня не играть с огнем.
– Нет, отпусти меня, – ответил я. – При желании я, наверное, смогу услышать его голос на расстоянии нескольких миль. Но мне нужно твердо убедиться в истинности того, что я вижу и слышу. И еще. Я не испытываю желания его перевоспитывать.
Она опечалилась, но, видимо, поняла мои чувства. Она заняла привычное место в углу святилища и кивнула, вырвав обещание проявлять величайшую осторожность.
Попав в Париж, я с помощью могущественного дара Очарования выманил из комнаты в уютном трактире одного убийцу и выпил его кровь, а потом нашел себе укрытие в высокой колокольне собора Парижской Богоматери, чтобы беспрепятственно следить за негодяями.
Выяснилось, что огромная стая отвратительных, исполненных ненависти хищников избрала местом обитания парижские катакомбы, подобно тем, что сохранились в Италии со времен Древнего Рима.
Катакомбы располагались под погостом, носившим название кладбище Невинных Мучеников, – трагически уместные слова! Я уловил клятвы и распевы, подходившие разве что для слабоумных, предваряющие ночной поход жестокости и смерти, направленный на жителей Парижа.
– Все за сатану, все за Зверя, все на службу Господа, вернемся к покаянию!
Не составило труда, просмотрев чужие мысли, определить, где находится мой Амадео, и через час с небольшим я уже неотступно наблюдал за ним с птичьей высоты, глядя, как он шагает по узкой средневековой улочке, не подозревая о моем присутствии. Мне оставалось лишь горько молчать.