– Нет, – ответил я. – Но с годами найду и накажу. Только время может похитить у меня столь вожделенное удовольствие.
Новости принесла Бьянка. Вечер только начинался, я писал письмо, которое собирался отправить своему последнему доверенному лицу в Таламаску. Окна стояли открытыми навстречу дувшему с Эльбы бризу.
Бьянка вбежала в комнату и с порога выпалила:
– Там Пандора. Я точно знаю. Я ее видела.
Я встал из-за стола.
Обнял ее.
– Откуда ты знаешь?
– Она со своим возлюбленным-азиатом танцует на балу. О них непрестанно шепчутся, обсуждают их красоту. Маркиз и маркиза де Мальврие. Едва я вошла в бальную залу, как услышала биение их сердец. Уловила странный вампирский запах. Не знаю, как описать.
– Она тебя видела?
– Да, а я мысленно представила твой портрет, любимый, – сказала она. – Иди же к ней. Я знаю, как сильно ты хочешь ее видеть.
Я долго глядел на Бьянку. Всматривался в ее прелестные овальные глаза. И поцеловал ее. Она никогда не выглядела более очаровательной, чем в тот вечер в изысканном фиолетовом шелковом бальном платье. И поцелуй мой был как никогда жарким.
Я тут же отправился к шкафам и нарядился для бала, надев свой лучший малиновый сюртук и приличествующие случаю кружева, а также пышный парик по тогдашней моде.
Я сбежал по ступенькам к карете. Обернувшись, я увидел, что Бьянка сидит в беседке наверху и смотрит мне вслед. Она поднесла пальцы к губам и послала мне воздушный поцелуй.
Не успел я войти во дворец герцога, как почувствовал, что азиат где-то рядом. В самом деле, когда я подходил к дверям бальной залы, он вышел из тени и коснулся моей руки.
Я так часто слышал об этом злобном существе – и теперь оказался с ним лицом к лицу. Да, он родом из Индии, лицо несравненной красоты с большими влажными черными глазами, с безупречной коричневато-кремовой кожей. Его гладкий, соблазнительный рот изогнулся в улыбке.
На нем был одет темно-синий атласный сюртук, а кружева отличались сложностью узора и экстравагантностью. Казалось, он весь усыпан громадными бриллиантами, бриллиантами из Индии, где их боготворят. Одни кольца обошлись бы в целое состояние. Пряжки и пуговицы стоили не меньше.
– Мариус, – произнес он и чуть склонился в формальном поклоне движением, которое делают, снимая шляпу, хотя он стоял с непокрытой головой. – Конечно, ты собираешься увидеться с Пандорой.
– Ты намерен меня остановить? – спросил я.
– Нет, – небрежно пожал он плечами. – Как тебе такое пришло в голову? – Он говорил весьма любезным тоном. – Мариус, уверяю тебя, многих других она отвергла.
– Мне рассказывали, – ответил я. – Я должен увидеться с ней. С тобой мы еще успеем поговорить. Мне нужно идти.
– Отлично, – сказал он, – я терпелив. – Новое пожатие плеч. – Я никогда не теряю терпения. Мое имя Аржун. Я рад, что мы все-таки встретились. Я проявил терпение даже по отношению к римскому негодяю Сантино, который утверждал, что уничтожил тебя. Она была так несчастна, что мне хотелось наказать его. Но я не стал. Я выполнил ее желание и оставил его невредимым. Вот жалкое создание! А он ведь любил ее. Повторяю, я выполнил ее желание. И сегодня, как всегда, я поступлю так, как она захочет.
– Очень любезно с твоей стороны. – У меня до того пересохло в горле, что было сложно произнести хоть слово. – Отпусти же меня. Ты при всем желании не сможешь представить сейчас, как долго я ждал. Я не могу стоять и беседовать с тобой, притворяясь, будто не знаю, что она в нескольких шагах от меня.
– Я могу представить, как долго ты ждал, – сказал он. – Я старше, чем ты думаешь.
Я кивнул и медленно удалился.
Я больше не мог медлить.
Я вбежал в огромный зал.
Оркестр исполнял одну из нежных, постоянно изменяющихся танцевальных мелодий, очень популярных в те времена, ничем не напоминающих энергичную музыку последующих лет, и в богато украшенной комнате мелькали сотни сияющих лиц, сотни танцующих фигур, мириады красок.
Я всматривался в счастливую толпу, медленно передвигаясь от стены к стене.
Совершенно неожиданно я увидел ее. Она не знала, что я рядом. Ее спутник не передал ей мысленного предупреждения.
Она сидела в одиночестве, наряженная в элегантное модное платье с грациозно затянутым тугим атласным корсетом и огромным пышным кринолином, а очаровательное бледное лицо обрамляли доставшиеся ей от природы коричневые волосы, зачесанные назад, причудливо уложенные и украшенные рубинами и бриллиантами.
Я прислонился к клавикордам, благосклонно улыбнувшись музыканту-виртуозу, и повернулся посмотреть на нее.
Грустное, очень грустное лицо, отрешенное, неописуемо прекрасное.
Наблюдает ли она за переливом красок, как наблюдал я? Ощущает ли ту нежную любовь к смертным, что ощущаю я? Что она сделает, осознав, что я слежу за ней?
Я не знал. Мне было страшно. Ничего нельзя утверждать наверняка, пока я не услышу звуки ее голоса. Я продолжал наблюдать. Продолжал смаковать секунды блаженства и спокойствия.
И вдруг она увидела меня. Узнала меня из сотни лиц. Остановила на мне взгляд, и я заметил, как к прекрасным щекам прилила кровь, а губы приоткрылись, произнося имя Мариус.
Я услышал ее через тонкую пелену приятной музыки.
Повторив недавний жест Бьянки, я поднес руку к губам и послал ей воздушный поцелуй.
Ее лицо отразило и грусть, и радость, а на губах заиграла полуулыбка. Казалось, мы оба застыли на месте.
Невыносимо! Почему мы позволяем, чтобы нас разделяла оглушительная тишина!
Я быстро пересек зал и поклонился ей. Я поднял ее холодную белую руку и повел танцевать, не обращая внимания на ее протесты.
– Нет, ты моя, моя, слышишь? – шептал я. – Не отталкивай меня.
– Мариус, я боюсь его, он полон сил, – прошептала она мне на ухо. – Я должна объяснить ему, что мы нашли друг друга.
– Я его не боюсь. К тому же он все знает. Какая разница?
Мы танцевали как ни в чем не бывало. Я крепко обнимал ее и целовал ее щеки. Мне было все равно, что подумают смертные о подобных вольностях. Абсурдное понятие!