Больше всего меня трогала его преданность. Равно как и его молчаливая почтительность. Не проходило и недели, чтобы он не провел хотя бы одну ночь в моем саду. А зачастую я ощущал его присутствие в течение пяти-шести ночей кряду. Бывало и дольше.
Разумеется, мы не перемолвились и словом. Молчание придавало нашему союзу своеобразную утонченность. Однажды мои рабы заметили его и в тревоге поспешили ко мне, дабы сообщить о присутствии в саду постороннего, но я быстро положил конец их беспокойству.
В те ночи, когда я навещал Тех, Кого Следует Оберегать, Авикус меня не сопровождал. Должен признаться, что, расписывая в одиночестве стены святилища, я чувствовал себя намного свободнее. Однако в такие моменты меня сильнее, чем когда-либо, одолевала меланхолия.
Отыскав удобное местечко за возвышением, позади божественной четы, я в моменты уныния частенько забирался в самый угол и засыпал там перед восходом солнца, не пробуждаясь даже с наступлением следующей ночи. Я чувствовал себя совершенно разбитым. Ничто в целом мире не могло принести облегчения. В голову лезли жуткие мысли о судьбе империи.
Но потом я вспоминал Авикуса, поднимался, стряхивал с себя апатию, возвращался в город и снова начинал работать над фресками.
Не знаю, сколько лет провел я таким образом.
Впрочем, важны не даты и сроки, а то, что в заброшенных катакомбах снова обосновалась группа вампиров-сатанистов, по обычаю убивавших невинных людей. Они наводили ужас на смертных. Совершенно не заботясь о сохранении тайны существования тех, кто пьет кровь, они своим поведением повергали в ужас смертных, и в результате по городу поползли страшные слухи.
Я надеялся, что Маэл с Авикусом уничтожат и эту шайку кровопийц, что не составило бы труда, ибо поклонники сатаны были слабыми и совершали много ошибок.
Но однажды Авикус пришел ко мне и объяснил сложившуюся ситуацию, заставив увидеть ее в совершенно ином свете. Не понимаю, почему я сам не осознал это давным-давно.
– Сатанисты всегда молоды, – сказал он, – среди них не найдешь ни одного, чье перерождение состоялось после тридцати – сорока лет. Все они прибывают с Востока и утверждают, что ими правит дьявол, а поклоняясь дьяволу, они служат Христу.
– Это для меня не новость, – отозвался я, не отрываясь от своего занятия.
Я продолжал рисовать, словно Авикуса не было рядом, но вел себя так не из желания его обидеть, а оттого, что давно уже устал от поклонников сатаны – ведь именно из-за них я лишился Пандоры.
– Видишь ли, Мариус, этих смертоносных посланцев наверняка отправляет сюда кто-то из старейших, делая из них своих шпионов. И в первую очередь нам нужно уничтожить это древнее существо.
– Интересно, каким образом? – спросил я.
– Мы хотим завлечь его в Рим, – ответил Авикус. – И хотим попросить тебя о помощи. Давай сегодня спустимся вместе в катакомбы и сообщим юнцам, что ты их друг.
– С ума сошел? – воскликнул я. – Не понимаешь разве, что им известно о существовании Матери и Отца? Забыл, что я рассказывал?
– Мы собираемся убить их всех до последнего. – За моей спиной неожиданно вырос Маэл. – Но для полного успеха необходимо заманить сюда старейшего.
– Идем с нами, Мариус, – настойчиво убеждал меня Авикус. – Ты нам нужен, без твоего красноречия не обойтись. Уверь их в том, что сочувствуешь их воззрениям. Но скажи, что позволишь им остаться в Риме, только если они приведут своего главаря. Мы с Маэлом не сможем произвести должное впечатление. И это не пустая лесть, а правда.
Я долго стоял с кистью в руке и размышлял: «Соглашаться или нет?»
И в конце концов пришел к выводу, что не могу пойти на такой шаг.
– Не проси меня, – сказал я Авикусу. – Заманивайте его сами. А когда он будет здесь, дайте мне знать, и я обещаю, что приду и помогу.
На следующую ночь Авикус вернулся.
– Сатанисты истинно дети, – сообщил он. – Они с удовольствием рассказали о своем главаре и указали даже место, где он обитает, – в пустыне на севере Египта. Он, несомненно, пострадал от Великого Огня и поведал им историю Великой Матери. Жаль их убивать, но они мечутся по городу, выбирают в жертвы лучших из смертных – словом, ведут себя недопустимо.
– Согласен, – тихо ответил я, неожиданно устыдившись, что постоянно взваливал охрану Рима на плечи Маэла и Авикуса, а сам оставался в стороне. – Но вам удалось выманить древнее существо из укрытия? Что вы им сказали?
– Мы принесли богатые дары, – ответил Авикус. – И попросили призвать сюда того, кто ими управляет. А еще пообещали, что, как только он появится, мы дадим ему свою могущественную кровь, в которой он крайне нуждается, чтобы впредь создавать все больше и больше последователей – жрецов и жриц культа сатаны.
– Ну конечно! Вашу могущественную кровь! А мне и в голову не пришло! Я считал, что ею обладают только Мать и Отец, но не мы с вами.
– Не стану утверждать, что сам это придумал, – пояснил Авикус. – Один из Детей Сатаны – так они себя называют – сообщил, что главарь очень слаб и не встает с постели, что он способен только принимать жертвы и создавать служителей культа, а потом предложил нам поделиться с их кумиром кровью. Конечно, мы с Маэлом сразу согласились. Ведь мы, просуществовавшие на земле много столетий, кажемся этим детям древними и могущественными.
Несколько месяцев не поступало никаких новостей. Правда, благодаря Мысленному дару я узнал, что Авикус уничтожил нескольких сатанистов – в наказание за преступления, которые счел слишком опасными. А однажды, наслаждаясь тишиной ясной летней ночи в своем саду, я услышал, как вдалеке Маэл спорит с Авикусом, стоит или нет убить остальных Детей Сатаны.
В конце концов Маэл с Авикусом все-таки истребили всю шайку, опустошив залитые кровью катакомбы, и возникли у меня на пороге с просьбой о помощи, ибо не более чем через час должны были вернуться те, кого отправили в Египет, и нужно было действовать быстро.
Я не забыл о данном обещании, а потому выбрал лучшее оружие и покинул уютный теплый дом.
Катакомбы оказались такими тесными, что мне с трудом удалось выпрямиться в полный рост. Судя по всему, в первые годы существования секты смертные христиане устраивали здесь свои сборища и здесь же хоронили своих покойников.
Пройдя по узким коридорам, мы оказались в чуть более просторном подземелье и увидели носилки, на которых лежал, метая вокруг исполненные ненависти взгляды, древний египтянин. Его юные прислужники в ужасе созерцали прах своих падших соратников.