Черная камея | Страница: 195

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Назови мне истинные имена родителей Гарвейна и всех его предков, каких только знаешь, – попросила Меррик.

– Джулиен и Грейс, Гравье и Элис, Томас и Роза, Пэтси... это все.

– Очень хорошо. Не забывайте, о чем я вас просила, – сказала она и, отойдя, снова полезла в большую черную сумку, откуда достала позолоченный нож. Этим ножом она вспорола себе кисть и, подойдя как можно ближе к костру, брызнула в него кровью.

Тогда Лестат, испугавшись, что Меррик обожжется, дернул ее назад.

У нее перехватило дыхание, как будто она и сама испугалась. Потом она достала из сумки потир и велела мне подержать его, после чего снова полоснула ножом по запястью, нанеся себе глубокую рану. Кровь потекла струей в кубок, а Меррик отобрала его и выплеснула на огонь.

Жар от костра стал невыносим. Пламя пугало меня, я ненавидел его. Ненавидел невольно, подчиняясь человеческому инстинкту, подчиняясь инстинкту Охотника за Кровью. Но мне стало полегче, когда Меррик передала мне потир.

Внезапно Меррик откинула назад голову и подняла руки, вынуждая нас обоих отойти от нее, дать ей место.

– Всевышний, – воскликнула она, – Господь, создавший все вокруг, видимое и невидимое, приведи ко мне своего слугу Гарвейна, ибо он до сих пор бродит по Земному Царству и потерян для твоей Мудрости и твоей Защиты! Приведи его сюда, ко мне, Всевышний, чтобы я могла направить заблудшего к тебе. Услышь, Господь, мой крик. Пусть мой крик, Господь, дойдет до тебя. Услышь свою рабу Меррик. Взирай не на мои грехи, а на мое дело! Присоединяйте свои голоса, Лестат и Тарквиний! Немедленно.

– Услышь нас, Всевышний, – тут же подхватил я и понял, что Лестат забормотал похожую молитву. – Господь, услышь нас. Приведи сюда Гарвейна.

Хоть я и был напуган, но внезапно осознал, что церемония меня целиком захватила, и под воздействием Меррик мы с Лестатом забормотали более привычные молитвы.

– Господь, посмотри с милосердием на своего слугу Гарвейна, – призывала Меррик, – который с младенчества бродит потерянный среди смертных, не видя Света и стремясь, несомненно, обрести его. Господь, услышь нашу мольбу. Господь, взгляни на Гарвейна, пришли Гарвейна к нам!

Внезапно сильный порыв ветра покачнул ближайший дуб, и в огонь посыпался дождь листьев; костер оглушительно затрещал, а ветер раздул его еще выше, и тут я увидел над пламенем фигуру Гоблина в виде своего двойника, в его глазах светились красные отблески пламени.

– Ты думаешь, что дух не способен раскусить твой трюк, Меррик, – заговорил Гоблин своим низким монотонным голосом, который сейчас заглушал шум костра. Я не слышал этого голоса больше четырех лет. – Думаешь, я не понимаю, что ты задумала убить меня, Меррик? Ты ненавидишь меня, Меррик.

И сразу фигура начала бледнеть и расплываться. В конце концов она доросла до огромных размеров и оттуда, с неба, со всей силы обрушилась на Меррик, но та воскликнула:

– А теперь гори, гори!

И мы все направили на него наш Огненный дар, выкрикивая одно-единственное слово – "гори". Он снова взмыл над костром, превратившись в целое сонмище крошечных огоньков, там он и завис, корчась и беззвучно воя, а потом он опять превратился в ветер и попытался задуть алтарь, после чего вновь напал на Меррик, на этот раз закрутившись в вихревую воронку.

Шум стоял невыносимый. Листва, подхваченная ураганным ветром, посыпалась на нас, пламя ярко вспыхивало. Меррик, пошатнувшись, попятилась, но мы не сдавали позиции, по-прежнему выкрикивая:

– Гори, Гарвейн, гори!

– Гори до тех пор, пока не превратишься в чистого призрака, каким тебе и следует быть! – кричала Меррик. – И тогда, Гарвейн, ты сможешь пройти к Свету, как желает Господь!

Она повернулась и выхватила из большой черной сумки маленький сверток. Развернув белое одеяльце, в которое что-то было завернуто, она протянула вверх сморщенный труп ребенка!

– Это ты, Гарвейн! – закричала она. – Это ты, поднятый из могилы, из этого тела ты вышел и принялся бродить, не находя себе места! Это твое бренное тело, это ты во младенчестве. Выйдя из него, ты стал бродить как потерянный, пока не прилепился к Квинну! Видишь это крошечное тельце, оно твое, Гоблин!

– Ложь! – прозвучал его голос, и он сам возник по эту сторону алтаря, прямо перед нами, мой двойник до последней пуговицы, и в бешенстве попытался вырвать крошечного черного сморщенного младенца из ее рук, но она держала тельце крепко, громогласно заявив Гоблину:

– Ты ничто, один только дым и отражение, ты воздух, воля и ужас. Ступай туда, куда тебе укажет Господь! Всевышний, молю тебя, забери этого раба, забери его, куда захочешь!

Гоблин закачался, как струйка дыма, пытаясь слиться с Меррик. Она сопротивлялась ему изо всех сил. Я видел, как он сдается, меркнет. Он бледнел и расплывался, колыхаясь на ветру. Не знаю, каково ему было ощущать жар от костра.

И снова он высоко поднялся над нами и раскинулся во все стороны наподобие полога.

– Всевышний, создавший Джулиена, Гравье, Пэтси, прими к себе этого сироту, – прокричал я. – Грейс, Элис, Роза, придите к этому обреченному скитальцу. Присоедините свои молитвы к нашим.

– Да, – подхватила Меррик, крепко прижимая к груди трупик младенца, – Джулиен, Гравье, Томас – заклинаю вас, покиньте место своего вечного покоя и отведите это дитя к Свету, заберите его!

– Я отрекаюсь от тебя, Гоблин, отныне и навсегда! – прокричал я. – Отрекаюсь перед Богом! Перед Папашкой, перед всеми моими предками, перед ангелами и святыми! Господь, да услышь мою молитву!

– Всевышний, услышь наш крик! – взывала к нему Меррик.

Она подняла ребенка вверх, и я собственными глазами увидел, что он живой! Я видел, как он шевелил ручками и ножками, я слышал, как он захныкал! Я слышал его плач!

– Да, Гоблин! – кричала Меррик. – Это ты во младенчестве, да! Войди в это тело. Вернись в свою плоть! Заклинаю тебя, сделай так, как я велю.

Высоко над костром гигантский образ Гоблина содрогнулся, словно от слабости и ужаса, а затем ринулся вниз и исчез в плачущем младенце. Я видел это. Я чувствовал это. И я сказал в душе: "Аминь, брат, аминь".

Послышался отвратительный вой, и ветви дуба снова начали раскачиваться на ветру. А потом наступила полная тишина – слышалось только, как потрескивает костер. Тишина была такой глубокой, что казалось, будто Земля перестала вращаться.

Только гудел костер.

Тут я понял, что лежу на земле. Какая-то невидимая сила сбила меня с ног.