Ничего особенного не могу сказать о трамвае, разве только что он был очень старый, как деревянные трамваи Нового Орлеана, и что его тянули в гору, как фуникулерные вагоны в Сан-Франциско. Кажется, я слышала, что временами на них опасно ездить. Но сейчас это не имело значения. Мы бросились к вагончику трамвая, когда тот как раз собирался отъехать от остановки. Внутри оказалось совсем немного народа, по большей части это были европейцы. Я слышала, что люди разговаривали на французском, испанском и мелодичном ангельском языке, который наверняка был португальский.
– Боже мой, – сказала я, – мы въезжаем прямо в лес.
– Да, – откликнулся наш гид Антонио. – Этот лес протянется до самой вершины. Он очень красив, но раньше его здесь не было…
– Расскажите, – попросила я и с удивлением, высунувшись в окно, дотронулась до голой земли, настолько близко мы от нее проезжали, а еще я трогала папоротник в расщелинах и разглядывала деревья, склонившиеся над рельсами.
Пассажиры весело болтали и улыбались.
– Видите ли, когда-то здесь была кофейная плантация, но потом в Бразилию приехал один богач, увидел эту гору и решил, что сюда нужно вернуть тропический лес, что и было сделано. Это совсем молодой лес, ему только пятьдесят лет, но это наш тропический лес в Рио, он посажен для нас. Вот видите, этот человек проследил, чтобы все тщательно сделали.
Лес выглядел таким же диким и не испорченным цивилизацией, как любой тропический рай, который я когда-либо видела. Сердце громко стучало.
– Ты здесь, сукин сын? – прошептала я Стефану.
– Что ты сказала? – переспросил Мартин.
– Я сама с собой, молюсь на удачу.
– Ох, эти вечные твои молитвы.
– Что ты хочешь этим сказать? Смотри, земля красная, абсолютно красная!
Мы поднимались, медленно описывая дугу за дугой среди плотно стоящих сонных деревьев.
– Кажется, начинается туман, – сказал Антонио с печальной улыбкой, словно извиняясь.
– Не важно, – сказала я. – И так все прекрасно, таким видом можно любоваться при любой погоде, вы не считаете? А когда я поднимаюсь, как сейчас, все выше и выше в гору, к небу и Христу, то могу не думать о прочих вещах.
– Это полезно, – сказал Мартин и закурил сигарету. Катринки рядом не было, чтобы велеть ему загасить ее. Антонио не курил и не был против, кажется, его даже удивило, когда Мартин спросил, разрешено ли здесь курить.
Трамвай сделал остановку, подобрав пассажирку с многочисленными свертками. Это была темнокожая женщина в мягких бесформенных туфлях.
– Значит, у него маршрут как у обычного трамвая?
– Ну да, – пропел Антонио, – некоторые люди работают на горе, другие просто приезжают сюда, а еще здесь есть одно очень бедное поселение…
– Из одних лачуг, – сказал Мартин. – Я слышал об этом, но мы туда не пойдем.
– Конечно, нам это и не нужно.
Снова зазвучал смех. Очевидно, никто больше его не слышал.
– Ну что, выдохся? – прошептала я и опустила окно. Я высунулась, несмотря на предостережение Мартина, и любовалась зелеными ветвями, вдыхала аромат земли, разговаривала с ветром. – Больше не можешь стать видимым, больше не можешь сделать так, чтобы тебя слышали?
Я приберегаю свои лучшие трюки для тебя, моя дорогая, для тебя, которая смело проникла в потаенные уголки моей души, для тебя, которая распевала свои вечерние молитвы под колокольный перезвон внутри меня, о котором я даже сам не подозревал. Для тебя я создам другие чудеса.
– Лжец, мошенник, – произнесла я под грохот трамвая. – Водишь компанию с ободранными призраками?
Трамвай снова остановился.
– Какой красивый дом справа. Что это? – спросила я.
– Ах да, – сказал Антонио с улыбкой, – мы сможем осмотреть его по дороге вниз. Давайте я прямо сейчас позвоню. – Он вынул из кармана маленький сотовый телефон. – Если хотите, я велю машине подъехать туда за нами. Когда-то это был отель. Сейчас он заброшен.
– Да, конечно, я должна его увидеть. – Я оглянулась, но к этому времени мы уже завернули за поворот, поднимаясь все выше и выше. Наконец наш путь завершился, и мы вышли на заасфальтированную платформу, где уже ждала целая толпа туристов, чтобы совершить обратный путь.
– Ну вот, – сказал Антонио. – Теперь мы будем подниматься по лестнице до статуи Христа.
– Подниматься по лестнице! – возопил Мартин. Позади нас фланировали телохранители, расстегнувшие свои жилеты цвета хаки, чтобы нам и всем остальным была видна их портупея с оружием. Один из них мне почтительно улыбнулся.
– Все не так плохо, – сказал Антонио. – Лестница высокая, но она, видите ли, не сплошная, на каждой… как это говорится?.. площадке можно отдохнуть, выпить чего-нибудь прохладительного. Вы действительно сами хотите нести скрипку? Может быть, я?..
– Она всегда сама носит инструмент, – сказал Мартин.
– Я должна забраться на самый верх, – сказала я. – Однажды в детстве я видела в кино эту статую – Христа с распростертыми руками. Как на распятии.
Я пошла вперед. Как там было чудесно, ленивая усталая толпа, маленькие лавочки, торгующие безделушками и консервированными напитками, праздные туристы, сидящие за металлическими столиками. Все такие разморенные на этой прекрасной жаре, и туман окутывал гору белыми рваными клочьями.
– Это облака, – пояснил Антонио. – Мы в зоне облаков.
– Великолепно! – закричала я. – А какая красивая балюстрада! Она итальянская? Мартин, смотри, здесь все перемешано, старое и новое, европейское и чужестранное.
– Да, эта балюстрада очень старая, а ступени, как видите, совершенно пологие.
Мы переходили с одной площадки на другую.
Теперь мы шли в идеальной плотной белизне. Мы видели друг друга, наши ноги, ступени, но больше практически ничего.
– О, как не повезло, – сокрушался Антонио. – Нет-нет, вы обязательно должны вернуться в солнечный день, так ничего не видно.
– Покажите, в каком направлении находится статуя? – попросила я.
– Мисс Беккер, мы сейчас находимся у самого ее основания. Сделайте шаг назад и взгляните наверх.
– Такое впечатление, будто мы стоим на небесах, – сказала я.