Три года в начале своей карьеры я отлетал в системе спутников Юпитера на «Корвете» — предшественнике «Барка-2».
Так что садился я в кресло первого пилота ракетоплана с особым чувством…
Пока что этот день — лучший. Получил огромное удовольствие от общения с этими великолепными машинами. И, между прочим, работают они как часы, без малейших нареканий.
День-8
Радиаторы главной системы охлаждения корабля.
Система скучная, но исключительно громоздкая и невероятно важная.
Трачу на них три дня.
День-11
Проверка ЦГВД — центральной группы вспомогательных двигателей.
Одну дюзу придется заменить.
Что-то многовато поломок для нескольких дней…
День-12
Еще радиаторы.
Вожусь, стало быть, ближайшие три дня со второй группой радиаторов.
День-15
Топливные баки.
Та же песня, что и с радиаторами: скучно, но невероятно ответственно.
А уж объемы…
Так что: еще три дня.
День-18
Маршевый двигатель. Он же, традиционно, ГЭУ — главная энергетическая установка.
Что в ГЭУ главное? Думаете, зеркало-отражатель маршевого фотонного двигателя? Та огромная штука в корме корабля, которая отражает продукты взрывной аннигиляции и отбрасывает их назад, формируя реактивную тягу?
Зеркало — это очень важно, да.
И все-таки главное — это инжекторы потоков материи и антиматерии. Которые с точностью, фантастической даже по меркам самых прогрессивных технологий нашего века, совмещают в крошечном объеме пространства порции субатомного топлива.
Думаете, инжекторов два? Один для материи (электронов), а другой для антиматерии (позитронов)?
Нет. Их двенадцать. Каждый инжектор имеет только один стационарный режим работы, но у разных пар агрегатов этой группы мощность разная. Таким образом, включая разные пары инжекторов в разных сочетаниях, можно варьировать фотонную тягу в весьма широких пределах.
И вот инжекторы проверять — не перепроверять…
Ну а кроме того, наша ГЭУ имеет так называемый Закрытый Режим работы.
Что это такое — знают на корабле лишь трое.
Закрытый Режим напрямую связан с целью нашей экспедиции, с Кричащим Крестом в системе Вольф 359.
Проверка Закрытого Режима назначена на День-21, когда корабль будет проходить мимо заранее подготовленного мишенного поля…
В целом же, Первый Протокол чересчур оптимистично оценил цикл послестартовых проверок в 20 дней. Потому что сейчас уже День-18, а с полной прогонкой всех подсистем маршевых возни еще на неделю, не меньше.
Благо, мы никуда не торопимся: до Сатурна путь неблизкий.
Апрель, 2614 год
Город Громов
Планета Ружена, спутник планеты-гиганта Эмерсон, система звезды Барнарда
Все-таки в чем не откажешь моему шеф-редактору, так это в остро заточенной, прямо-таки дьявольской интуиции. Скандал поджидал меня на Площади Ветров отменный, на девять баллов по шкале Рихтера.
Не успели отзвучать фанфары, как огромная площадь зашумела, загудела, в небо взметнулись сотни бумажных голубей и стилизованных звездолетиков.
Мэр Громова, вылитый огненноглазый бородатый бандит из индийского синема, подал величественный знак и зааплодировал первым, пока брезент тяжело сползал к подножию стелы. Я тут же окрестил его Кошмар-Сингхом, не подозревая, что форменный административный кошмар, по крайней мере, для мэра, поджидал впереди.
Едва брезентовые одежды пали с пьедестала, как площадь разразилась громом оваций, достойным римских амфитеатров.
Но уже в следующую минуту аплодисменты увяли — лишь несколько жидких хлопков прошелестели в наступившей тишине. И только Кошмар-Сингх судорожно глотал воздух, вцепившись в бархатный подлокотник и опасно балансируя на ватных ногах.
Мне даже показалось, что я слышу, как булькает воздух в его горле, побагровевшем как сырое мясо над белоснежным воротником рубахи. И лишь после этого я обратил взор на злосчастный монумент.
Композиция была отменна, в меру помпезна и выдержана в стиле «раннего экстрасолярного ампира», как давно уже окрестили острословы-газетчики скульптуру ближайших звездных колоний, гордых своим статусом первых во Вселенной аналогов Земли.
Стела была выполнена в виде стилизованной хвостатой кометы с ядром, точь-в-точь копировавшим носовую часть Х-звездолета «Васко да Гама». Именно этот знаменитый корабль открыл в далеком 2164 году Ружену, и не случайно в основании колонны был помещен барельеф «деда Арсения» — Арсения Ивановича Львова, командира «Васко да Гама», известного сегодня каждому первоклашке.
За его плечами толпились каменные профили старших офицеров корабля — всех поголовно Героев России или кавалеров ордена Почетного Легиона. Над головой контр-адмирала Львова красовались одетые камнем каллиграфические буквы мемориального текста:
СЛАВА РУЖЕНЕ — ПЕРВОЙ ЗЕМЛЕ ВНЕЗЕМЕЛЬЯ!
А внизу буквами помельче было выложено:
«Открыта в 2164 году».
Признаться, текст был недурен даже на мой репортерский вкус. Однако красоту этой метафоры в районе третьего слова сейчас размашисто перечеркивала светящаяся черта.
Над перечеркнутым словом «ПЕРВОЙ» кто-то вывел «ВТОРОЙ». Всего одно слово, а сколько нового смысла!
Я лихорадочно огляделся.
Инспектор Сазонов сидел по другую сторону площади, там, где возвышались огороженные пуленепробиваемым стеклом места для приглашенного начальства и дипломатов. Мне не удалось привлечь его внимания: Сазонов, привстав, медленно обводил взглядом передние ряды гостей, цепко фиксируя какие-то одному ему понятные детали и ориентиры. И я невольно последовал примеру инспектора, постепенно осознавая логику его поведения.
Перечеркнувшая памятную надпись световая черта и злополучное слово появились на монументе не сразу. Лишь спустя секунд двадцать вспыхнули они на стеле.
Значит, либо кто-то спроецировал надпись прямо с площади, что вызывало у меня большие сомнения из-за технических сложностей, либо заранее нанес крамольное слово на поверхность камня и сейчас просто активировал его. Точно включил пультом дистанционного управления.
Я окинул взором толпу, гудящую потревоженным ульем. А потом еще раз — и повнимательней.
Первые ряды зрителей ощетинились медиакамерами, изредка слепяще мигали вспышки. А мои коллеги, репортеры-новостники, те так просто осатанели, норовя пробиться ближе к монументу, сквозь оцепление милиции, в мгновение ока окружившей стелу.