Майкл отшатнулся, будто его ударили.
– Scusi! [11] О чем это ты?
– Передай свои драгоценные кондитерские Мэгги или вашим детям. Я уже устал надеяться, что добьюсь этого права. – У Макса вырвался нервный смех. – Забавно, теперь я, кажется, понимаю, что чувствовала Карина все эти годы. Стараешься, стараешься оправдать надежды и каждый раз промахиваешься. Оставь ты ее в покое. Пусть будет кем хочет, хватит ей указывать, чего хотим мы.
Майкл поставил рюмку на поднос и уставился на него:
– Я понятия не имел о твоих переживаниях. Почему ты ничего не говорил?
– Я хотел получить это по праву, а не по дружбе.
В ответ его друг разразился потоком живописной брани.
– Я все это время полагался на тебя и никогда не сомневался в твоих заслугах. Ты же член семьи, Максимус. Мой брат, мой друг, моя правая рука. Твое участие в этом бизнесе никогда не ставилось под сомнение. Мне просто не пришло в голову оформить это на бумаге. Mi dispiace. Я это исправлю.
Легкость этого решения ошеломила Макса. Все это время дело было вовсе не в том, что он недостаточно хорош. А лишь общая для всех мужчин привычка идти вперед без оглядки, забывая при этом говорить о своих чувствах. Мечта, к которой он шел с таким трудом, лежала прямо перед ним. Только руку протяни – и бери.
Настало время выложить все карты на стол.
– Я спал с твоей сестрой в Лас-Вегасе.
Это прозвучало, как хлопок лопнувшей шины в церкви.
Майкл поднял голову. В открытое окно влетел резкий птичий крик.
– Как тебя понимать? Вы же поженились в Лас-Вегасе.
Макс сунул руки в карманы и посмотрел в глаза человеку, которого любил как родного.
– До того, как поженились. У нас был роман на одну ночь.
Майкл встал с кожаного кресла и шагнул к нему по бордовому персидскому ковру. Его смуглое лицо осталось спокойным, но в глазах сверкала холодная ярость.
– Ты переспал с ней до свадьбы? В той деловой поездке, куда я вас посылал?
– Именно.
– Но ты ее любил и потому женился?
– Нет. Твоя мать все узнала на следующее утро и заставила нас пожениться.
Майкл втянул воздух сквозь зубы:
– То есть ты даже не любил мою сестру? Я тебе доверял, а ты смотрел на нее как на одну из своих дешевых любовниц? – Голос Майкла стал угрожающе тихим. – Я хочу знать подробности.
– Нет.
Майкл отшатнулся:
– Что ты сказал?
– Это уже не твоя забота, – не дрогнул Макс. – Что бы ни было между Кариной и мной, теперь это наше дело. Я должен был сказать тебе правду, но я не стану убеждать ее остаться в компании. Она должна найти свой путь, и я ее полностью поддерживаю.
Взгляд друга – взгляд человека, которого предали, – ранил больнее, чем удар ножом.
– Как ты смеешь со мной так разговаривать? Я доверял тебе, надеялся, что ты защитишь мою сестру, а ты ее использовал. Ты женился над ней без любви и наплевал на нашу дружбу. – Рука у Майкла дрожала, когда он ткнул в него пальцем. – Ты ранил меня в самое сердце.
Перед глазами у Макса встала сцена из «Крестного отца». Теперь он вдруг понял, каково тогда пришлось Фредо. Merda, вот влип! Он посмотрел другу прямо в глаза и мужественно принял этот удар. Выбора не было. Он понял, что главное для него теперь – защитить Карину от любой беды и хоть сейчас поддержать ее.
– Прости, Майкл. Я не хотел причинять тебе боль. Но это наше дело, не твое.
– Я был готов выделить тебе долю в компании! Сделать тебя своим партнером. Так-то ты показываешь свою преданность и уважение к моей семье?
Макс подавил вспышку раздражения и постарался сохранять спокойствие.
– Это и моя семья тоже. Карина теперь моя жена.
– Не знаю, Максимус, сможем ли мы теперь работать вместе. Так дело не пойдет. Я не смогу тебе доверять.
Мечта о партнерстве вспыхнула и погасла, словно фейерверк, и ее обгорелые клочки разлетелись вокруг. Может быть, если объяснить получше, Майкл поймет. Можно было бы вместе обсудить варианты и…
Нет.
Еще ночью он входил в нее, раздвигая эти шелковые бедра, сжимал ее в объятиях всю ночь. Карина вызывала у него то гнев, то страсть, то смех, она утешала его, когда он рассказывал о своем отце. Она помогла ему почувствовать себя по-настоящему живым. Макс полюбил подолгу сидеть с ней за ужином, говорить о работе и смотреть, как она играет с его собакой. Будь он проклят, если он предаст это хрупкое доверие, установившееся между ними, ради постоянного контракта. Ее брат больше не имеет права распоряжаться ее жизнью.
И его.
Макс невесело рассмеялся. Осознание, что его больше не волнует вопрос о партнерстве, немного встревожило его самого.
– Мне все равно.
– Scusi?
– Если ты больше не можешь работать со мной, я тебя пойму. Карина для меня важнее.
– Что ты хочешь сказать? – прищурился Майкл.
– Не надо мне партнерства. Увольняй меня. Неважно. Но не вмешивайся больше в Каринину жизнь, дай ей самой принимать решения, в том числе и относительно того, что будет дальше с нашим браком.
С этими резкими словами Макс вышел из комнаты не оглянувшись. Черт с ним со всем! Он уже устал лгать и искать оправданий своему свинскому поведению.
Он и так уже столько лгал и оправдывался, что на всю жизнь хватит.
Она переспала с Максом. Опять.
Карина ехала домой из «БукКрейзи», в задумчивости барабанила пальцами по рулю, пытаясь разобраться в ситуации. Она злилась на Макса за это поспешное, неискреннее предложение, сделанное из страха перед ее матерью. Но при виде возбуждения в его глазах ее мозг начинал тихо испаряться из головы, и оставалось только одно – сдаться. Его тело никогда не лгало. Почему она не может наслаждаться этой стороной их отношений? Они ведь муж и жена, в конце-то концов.
Внутренний голос отчаянным шепотом прокричал ответ на этот вопрос.
Потому что она все еще любит его!
Всегда любила. Всегда будет любить. Она никогда не избавится от своих чувств к Максу, они всегда будут для нее как тяжкий крест.
Секс все усложнил. Теперь стало еще труднее ставить барьеры, оставаться сильной и держать себя в руках, что ей было так отчаянно необходимо.
Любопытно, что и во всех прочих отношениях Карина теперь казалась себе… иной. Более сильной. Уйти из «Милой Мэгги» было нелегко. Она готова была поспорить, что Майкл все еще надеется уговорить ее вернуться, и Джульетта тут же позвонила, пытаясь заставить ее передумать. Эти разговоры только окончательно убедили Карину, что она приняла правильное решение. В живописи она стремительно росла, и занятия на курсах подтвердили, что ей нужно было просто сломать внутренние барьеры и рисовать так, как велит душа. Эротические фотографии в кабинете Сойера вызвали в ней отклик, а при воспоминании о том, как Макс соблазнял ее с помощью ее же кисточки, она краснела не только от неловкости, но и от гордости. Кто бы мог подумать, что как женщина она без ума от доминантных любовников, а как художница обожает эротику?