– Будущее – это ткань из переплетающихся возможностей, – сказал Лэшер. – Некоторые из них постепенно становятся вероятными, буквально единицы превращаются в неизбежность, но вместе с тем в основу ткани попадают неожиданные сюрпризы, способные ее разорвать.
– Слава богу, – сказала она. – Значит, все-таки ты не способен видеть до самого конца.
– И да и нет. Многие из людей полностью предсказуемы. Но не ты. Ты слишком сильная. Ты способна открыть дверь, если захочешь.
– Как? Молчание.
– Это ты столкнул Майкла в море?
– Нет.
– Кто-нибудь другой это сделал?
– Майкл упал со скалы в море, потому что проявил неосторожность. Душа его болела, а жизнь была пуста. Все это отражалось у него на лице, в его жестах. И не нужно быть духом, чтобы разглядеть это.
– Но ты разглядел.
– Да, но еще задолго до того, как все случилось. И все же я тут ни при чем. Я улыбался. Потому что предвидел, что ты и Майкл будете вместе. Я понял это, когда Майкл был еще мальчиком и смотрел на меня сквозь садовую ограду. Я предвидел смерть Майкла и его спасение. Ты его спасла.
– А что видел Майкл, когда утонул?
– Не знаю. Майкл умер.
– Что ты имеешь в виду?
– Он стал мертвецом, доктор Мэйфейр. Вам известно, что такое мертвец. Клетки перестают делиться. Тело больше не подчиняется одной силе или одной сложной цепи команд. Оно умирает. И если бы я проник в его тело, то мог бы двигать его конечностями и слышать его ушами, потому что его тело было свежим. Но оно было мертвым. Майкл покинул свое тело.
– Ты уверен?
– Я вижу это сейчас. Я видел это до того, как это все случилось. Я видел это, когда все происходило.
– Где ты был в этот момент?
– Рядом с Дейрдре – хотел сделать ее счастливой, хотел заставить ее мечтать.
– Да, ты действительно видишь далеко.
– Роуан, это ничто. Я имею в виду, что вижу далеко во времени. Пространство также не является для меня линейным.
Она снова тихо рассмеялась.
– У тебя такой красивый голос, что хочется его обнять.
– Я сам красив, Роуан. Мой голос – это моя душа. Конечно, у меня есть душа. Мир был бы слишком жесток, если бы я существовал без нее.
Ей стало так грустно от этих слов, что она чуть не расплакалась. Она вновь устремила неподвижный взор на люстру, где подвески отражали сотни крошечных огней. По комнате словно разлилась теплая нега.
– Люби меня, Роуан, – просто сказал он. – В твоем мире я самое сильное существо, какое только можно себе представить, и предназначен только тебе, моя возлюбленная.
Это была песня без мелодии, это был голос, сотканный из тишины и песни, если подобное можно вообразить.
– Стоит мне обрести плоть – и я стану больше чем человеком: я стану новым творением под солнцем. И буду для тебя гораздо важнее, чем Майкл. Я сам безграничная тайна. Майкл дал тебе все, что мог. И никакой великой тайны у него для тебя не осталось.
– Нет, это неправда, – прошептала Роуан. Веки ее отяжелели и опустились – так ей хотелось спать. Усилием воли она заставила себя открыть глаза и вновь посмотрела на люстру. – Осталась безграничная тайна любви.
– Любовь должно что-то подпитывать, Роуан.
– Ты хочешь сказать, что я должна выбрать между тобой и Майклом?
Молчание.
– А других ты тоже заставлял выбирать?
Роуан вспомнила о Мэри-Бет и ее мужчинах.
– Я уже говорил тебе, что вижу далеко. Когда много лет тому назад Майкл стоял у ограды, я уже знал, что тебе придется сделать выбор.
– Больше не рассказывай о том, что видел.
– Хорошо, – сказал он. – Разговоры о будущем всегда навевают на людей печаль. Их жизненная сила основана на неспособности предвидеть. Давай говорить о прошлом. Люди любят покопаться в прошлом.
– А ты можешь говорить другим голосом, не таким красивым и нежным? Ты мог бы, например, произнести последние слова саркастически? Или они так и должны были прозвучать?
– Я могу говорить так, как захочу, Роуан. Ты слышишь то, что я чувствую. Мысленно я испытываю эмоции, будь то любовь или боль.
– Ты немножко торопишься.
– Сейчас мне больно.
– Отчего?
– Я хочу покончить с твоим непониманием.
– Ты хочешь, чтобы я превратила тебя в человека?
– Я хочу обрести плоть.
– И я способна сделать это?
– У тебя есть сила. И как только это осуществится, будет положено начало другим преобразованиям. Ты ведь тринадцатая – и ты откроешь дверь.
– Что ты подразумеваешь под «другими преобразованиями»?
– Роуан, речь идет о синтезе, о химическом изменении, о структурном преобразовании клеток, о новой связи материи и энергии.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду.
– Тогда ты знаешь, что все должно происходить приблизительно так же, как и в случае с делением клеток. Если деление произошло раз, то обязательно повторится.
– А почему до меня никто не смог это сделать? Джулиен тоже обладал силой.
– Все дело в знании, Роуан. Джулиен родился слишком рано. Если ты не против, я еще раз употреблю слово «синтез», но в несколько другом аспекте. До сих пор мы говорили о синтезе внутри клеток. Теперь позволь мне сказать о синтезе твоего знания жизни, Роуан, и твоей природной силы. Это ключ ко всему – то, что позволяет тебе открыть дверь. Знания твоей эпохи трудно было представить даже Джулиену, который в свое время стал свидетелем появления изобретений, казавшихся настоящим чудом… Тем не менее мог ли Джулиен предвидеть, что на операционном столе будут вскрывать сердце? Или что можно зачать ребенка в пробирке? Нет. А после тебя придет поколение, чьи знания позволят даже определить, чем я являюсь.
– А ты сам можешь дать такое определение?
– Нет, хотя я, безусловно, поддаюсь определению, и когда смертные дадут его, тогда и я смогу его сформулировать. Все, что относится к такому уровню понимания, я черпаю из разума людей.
– Да, но кое-что о себе ты способен объяснить мне и сейчас, причем достаточно точно и ясно.