Проснулась я в незнакомой комнате и незнакомой постели. На столе рядом со мной стояла лампа, неприятно пахнущая керосином.
Я не сразу сообразила, что это комната Вивьен и я лежу в ее постели и в ее ночной рубашке. В открытом камине пылал огонь. Кто то открыл дверь.
— Гейл? Гейл, вы в порядке?
У меня перехватило дыхание, когда в двери показалось лицо Адриана Хаммонда.
— Конечно, я в порядке, — быстро ответишь я, натягивая одеяло на шею.
Он с тревогой посмотрел на меня:
— Вы только что кого-то позвали, а Анна с Вивьен внизу, поэтому…
— Они оставили вас, чтобы вы караулили меня?
— Не совсем. Признаюсь, это была моя идея, — застенчиво произнес он. — Я работал, пока вы спали. Но когда стемнело, я подумал, что лучше последить за вами, поэтому принес из другого крыла кресло и сел у двери. Я думал, что вы, может быть… испугаетесь, когда проснетесь в темноте и одна.
Я слабо улыбнулась:
— Меня не так-то легко напугать!
— Тогда почему вы закричали?
— Может быть, это во сне. Я… что такое?
Адриан усмехнулся:
— Прилив. Говорят, перед тем, как обрушится волна, всегда становится очень тихо. Может быть, вас разбудила тишина?
— Может быть, — сказала я, повышая голос, так как звук становился все громче.
— Он еще далеко, — сказал он. — Погодите, пока волны дойдут до ущелья. Тогда вы ясно услышите его рокот.
Он по-прежнему стоял в проеме двери. Я задрожала.
— Там, наверное, холодно, — сказала я. — Если вы должны играть роль моего телохранителя, почему бы вам не поднести ваше кресло к камину?
— А вы не возражаете?
— Нет.
Когда он снова вышел, я огляделась. Моя одежда, высушенная и выглаженная, лежала на столике с другой стороны кровати. Я продела руки в рукава своей голубой шерстяной кофты и как раз застегивала ее, когда он вошел.
— Я думала, вы сегодня вместе с Коттреллом собирались вернуться в Шаранту, — сказала я, когда он поставил кресло возле моей постели и зажег лампу.
— Против этого две веские причины. Во-первых, то, что с вами сегодня произошло. Во-вторых, прошел ливень, и Коттрелл говорит, что дорога совершенно непроходима. Он говорит, что она не высохнет еще несколько дней. Я в этом сомневаюсь. Но сейчас в Шаранту можно вернуться только пешком.
— Вы не можете этого сделать! — воскликнула я, с содроганием вспомнив животное, которое видела в лесу.
— Да нет, смогу, — весело возразил он. — Но я не уверен, что хочу уйти и оставить вас здесь одну. Кто-то же должен напоминать вам о таких мелочах, как приливы! В следующий раз вы можете захотеть обследовать ущелье во время отлива и попасться в ловушку. Слышите? Волна уже достигла входа в ущелье. Она уже начинает прорываться в него, и после сегодняшнего дождя прилив будет особенно сильным.
Я прислушалась. Звук превратился в сплошной гул. Я заткнула уши руками. Звук был громоподобным и оглушающим.
Я тревожно посмотрела на потолок и перевела взгляд на Адриана. Он засмеялся и покачал головой.
— Здесь спокойно! — воскликнул он. — Этот замок очень прочен! Вот на утесах сейчас все вибрирует, а здесь тихо. Впрочем, можно представить, что случится с тем, кто окажется там…
Я кивнула. Он спокойно смотрел на меня и улыбался. В его присутствии было что-то утешительное и ободряющее.
— Начинает спадать, — сказал он через несколько минут. — Хотите верьте, хотите нет, но вода в ущелье может подняться на несколько футов за несколько минут. Звук прилива слышен в течение некоторого времени, пока не уйдут потоки воды. Потом будет, конечно, слабее. Слышите?
Я слышала. Рокот становился тише и вскоре превратился лишь в отдаленный шум.
— Где вы взяли одежду? — сказала я, вновь вернувшись к нему.
— Забавно, да? — засмеялся он. — Она принадлежит одному из постояльцев. Одному из тех, кто занимается спортом.
На нем были ярко-красная рубашка и синий свитер без ворота. Брюки были широкими и мешковатыми, и он с усмешкой подтянул штанины, чтобы показать мне штрипки желтовато-коричневых кальсон. Дополняли ансамбль потертые клетчатые шлепанцы и зеленые шерстяные носки.
Я хихикнула:
— Вот так одеваются щеголи в Грэнит-Фолли!
— Зато тепло, — нашелся он, — и я благодарен. Мои вещи сушатся внизу. Надеюсь! В отличие от вас я не настолько влиятелен, чтобы попросить их погладить. Может быть, мне и удалось бы уговорить одну из девушек, но мадам Парето сама схватила мою одежду, так что мне не повезло.
— Простите, Адриан, — улыбнулась я. — Не только за одежду. Сегодня я доставила вам серьезные неприятности, да?
Его лицо вдруг стало серьезным.
— Да уж. Лучше не вспоминать, что я пережил, когда обнаружил, что вы пропали. Я принялся нырять в поисках вашего тела, но не мог найти, а течение было сильнее, чем я ожидал… Я вам кричал с пляжа, но вы меня не слышали. Мне пришлось сбросить одежду, чтобы доплыть до вас, но вы были слишком далеко и уже исчезли под водой. Я никогда не был так близок к тому, чтобы самому утонуть. А когда я вытащил вас, решил, что мне придется долго поработать, чтобы вернуть вас к жизни.
— Искусственное дыхание «рот в рот»? — Поддразнила я.
Адриан отвернулся:
— Говорят, это лучший способ помощи пострадавшему!
— По-моему, я начала приходить в себя, как только… как только вы вытащили меня на поверхность воды. Все было как в дымке… но я ожила! Вероятно, вы добрались до меня скорее, чем думали. Во всяком случае, благодарю! Спасибо, Адриан!
— Любой мужчина на моем месте поступил бы так же. Полагаю, даже Алвин. — Он смущенно взглянул на меня: — Поговорим о чем-нибудь другом!
— Не раньше, чем я вам кое-что скажу! — Твердо произнесла я. — Когда возникли неприятности, я заметила, что вы назвали меня Гейл. Вы ведь произносили мое имя, не так ли? И потом, когда старались оживить меня, и теперь, когда сказали, что я кричала?
— Да, это верно. Когда я думаю о вас, я всегда называю вас по имени. Но если у нас деловые отношения, то…
— Нет, — возразила я. — Пусть так и будет. Так легче. Гейл и Адриан. Скажите, вы закончили осмотр?
Он улыбнулся:
— Почти. Я даже нашел в доме жилище рабов. Оно именно такое, каким я его себе представлял. Мрачные, маленькие каморки, в которых человек мог только лечь! Правда, есть и такие, в которые, должно быть, набивалось до дюжины несчастных. Никаких удобств, только железные решетки, кандалы, наручники да столбы, к которым рабов привязывали для порки. Интересно, Гейл, сколько их умерло от такого жестокого обращения?