— Ладно, ладно, — продолжал Шивли, — но, даже если и так, незачем позволять ей делать из нас дураков. И давайте не будем тупицами из-за того, что у нас есть определенные понятия насчет того, что хорошо и что плохо. Хорошо то, чего, по вашему мнению, вы заслуживаете, потому что вы не заслуживаете того, чтобы быть обманутыми. Послушайте, мы зашли уже достаточно далеко. Самое худшее позади. Самая опасная часть пути пройдена. Теперь мы в безопасности. Это наш мир. Мы его творим. Подобно самому Всевышнему, мы можем делать, что хотим, изобретать новые правила, законы, как бы вы это ни называли. Это… как там Адам говорил… остров Робинзона Крузо…
— Мас-а-Тьерра, — сказал Мэлон.
— Да, наше собственное, личное королевство и собственная страна. Поэтому мы снимаем сливки. Мы имеем все самое лучшее. Если обнаруживается сокровище, то оно принадлежит нам. И оно находится у нас в спальне — то, о чем мы всегда мечтали наравне со множеством других придурков. Только мы уже больше не придурки. Мы всем командуем, и то, что ждет нас там, принадлежит исключительно нам. Представьте, что Элизабет Тэйлор или Мэрилин Монро, или — как там зовут эту французскую бабу?
— Брижитт Бардо, — подсказал Мэлон.
— Да, представьте, что Бардо лежит голая в соседней комнате. И ты можешь делать все, что хочешь, потому что ты — король. Не хотите ли вы сказать, что повернетесь спиной к любой из них? Я вам не поверю.
— Я отвергаю насилие, — сказал Мэлон.
Шивли не обратил на него никакого внимания.
— Послушайте, какая разница, отпустим ли мы ее нетронутой или же отпустим через две недели, после того как поразвлечемся с ней так же, как с ней все время развлекались эти воротилы-кинопродюсеры? Что ужасного мы ей сделали? Она не девственница, которую мы бы испортили на всю жизнь. Ее здоровью вреда не будет. Прыщи у нее от этого не вскочат.
Шивли, ухмыльнувшись, стал ждать ответного смеха, но дождался только короткого смешка от Йоста.
— Ее это мероприятие не изменит. Мы, мы все изменимся, все четверо. Потому что мы впервые получим что-то хорошее от жизни, такое, к чему мы всегда стремились и что нам причитается. Так какого же черта еще рассуждать об этом? Я говорю, что мы делаем то, что хотим мы, а не то, чего, по ее словам, хочет она. Это наш мир. И, друзья-приятели, им управляет Фан-клуб.
— Нет, Кайл, это не наш мир, — сказал Мэлон. — Мас-а-Тьерра может быть изолированным убежищем, но все равно это территория, являющаяся частью всего мира, где тоже действуют правила и законы цивилизованного мира, и мы все принадлежим большому миру. Более того, сочтя себя частью уникальной корпорации, или организации, известной под названием Фан-клуб, мы создали дополнительный набор правил. И наше первое правило состоит в том, что мы ничего не начинаем делать, если мы все не согласны с этим на сто процентов. Все, что мы делаем, должно быть принято единогласно, как в том случае, когда голосует Совет Безопасности в ООН. Каждый раз, когда кто-либо накладывает вето, вопрос снимается с голосования.
— Но, черт бы побрал, так было раньше, а сейчас, судя по тому, как обстоят дела, я против такого единогласия, — сказал Шивли. — Вы же видите, что мы четверо никогда не придем к общему мнению. Так что же плохого в том, что мы изменим наши правила, так же как Конгресс меняет законы?
— Ничего плохого в этом нет, — заметил Мэлон. — Это совершенно легальное дело.
— Позвольте мне сделать новое предложение, — подал голос Йост. — Начиная с настоящего момента для нас будет достаточно простого большинства. Другими словами, если будут три голоса против одного, то идея проходит.
— Тогда позвольте мне предложить поправку, — сказал Мэлон. — В случае трех голосов против одного проходит все. Но в случае противостояния два против двух вопрос снимается, так же как и в случае три против одного.
— Я не возражаю, — заметил Йост. — Я за новые правила голосования и за поправку. А ты, Шив?
— Я согласен.
— Ты, Адам?
— Включая поправку, я склонен присоединиться к большинству.
— Лео?
— Полагаю, что так. Да.
— Принято, — сказал Йост. Он повернулся к Шивли. — Ты хотел бы снова поставить на голосование свое первоначальное предложение?
— Ты имеешь в виду предложение насчет того, чтобы просто войти туда, в спальню, и сделать то, что мы и планировали сделать? — спросил Шивли.
— Да, независимо от того, будет она способствовать нам в этом или нет.
— Конечно, именно это я и предлагаю. Я утверждаю, что мы здесь правим бал, а не она. Я говорю, что как только мы это с ней сделаем, ей это очень понравится. Я говорю, что это ей не повредит.
— Она может испытать психологический шок, — заметил Мэлон.
— Ох, ерунда, — ответил Шивли. — Ни одной бабе, если ей уже двадцать восемь лет, никогда не приносило вреда то, что с ней делали в постели. Это полезно для корпускул, или как их там зовут, и для нервной системы.
— Но не в случае прямого изнасилования, — упорствовал Мэлон.
— Это уже не будет изнасилованием через пять секунд после того, как ты в нее воткнешься, — сказал Шивли. — Собиралась она это делать или нет, но она сама же и продолжит скачку и будет требовать еще. Уж поверьте моему опыту.
— Хватит заниматься болтовней, — вмешался Йост. — Предложение мистера Шивли ставится на голосование. Оно состоит в том, что мы не будем спрашивать ее согласия на то, чтобы с нами перепихнуться. Как вы голосуете, мистер Шивли?
— Смеешься, что ли? Я голосую «за», четко и определенно.
Йост объявил:
— В таком случае результат голосования: один «за» и ни одного «против», — он поднял правую руку. — Я тоже голосую «за». Значит, уже два голоса «за». Как ты голосуешь, мистер Мэлон?
— Я решительно против этого. Голосую «против».
Йост кивнул.
— В таком случае теперь решающий голос принадлежит сенатору Бруннеру. Что скажешь?
Бруннер вытер лоб платком.
— Давай, давай, Лео, — поторопил его Шивли, — вспомни о самой прекрасной в мире заднице, которая ждет тебя за углом. Ты никогда об этом не пожалеешь.
— Осторожнее, Лео, — предупредил его Мэлон. — Ты, может быть, никогда уже не будешь спать с чистой совестью.
— Прекратите, господа, — сказал Йост. — Никаких препирательств на месте голосования. Мистер Бруннер, вы отдаете свой собственный голос. Что вы скажете?
— Можно… можно привести различные аргументы за обе точки зрения, — проговорил Бруннер. — Может быть, это и слабость с моей стороны, но… но я просто не мог бы это сделать. Боюсь, что, к сожалению, мне придется голосовать «против».
— В тебе есть демократическое начало, — добродушно заметил Йост. — Окончательный результат — это два против двух. Поскольку предложение Шивли не смогло привлечь большинства голосов, оно снимается с повестки дня. Извини, Шив.