«Прошу тебя, отец, не обижай маму, — молила Эмалет. — Сердце ее полно печали. А поесть ей необходимо. Она голодна. Силы ее на исходе».
«Хорошо, моя дорогая девочка, я сделаю все, что ты просишь».
Отец был испуган. Он не мог вновь бросить мать, запереть ее в комнате без воды и пищи.
Он послушно перерезал веревки, стягивающие лодыжки и запястья матери.
Наконец мать получила возможность хоть немного размяться. Она спустила ноги с кровати, встала и принялась ходить по комнате, а вместе с ней и Эмалет — туда-сюда, туда-сюда… Они направились в ярко освещенную ванную, наполненную множеством сверкающих металлических вещей. Там пахло водой и ароматическими средствами для мытья.
Мать закрыла дверь и сняла увесистую крышку с бачка унитаза. Эмалет понимала, зачем она это делает, потому что мать понимала это; но все же кое-что оставалось для нее неясным. Мать была чем-то испугана. Она с трудом удерживала тяжелую керамическую крышку в высоко поднятых руках. Крышка казалась зловещей, точно надгробный камень.
Отец резким толчком распахнул дверь. Мать повернулась и с силой обрушила крышку на его голову. Отец вскрикнул.
Боль пронзила Эмалет.
«Мама, не надо! Не делай этого!»
Отец тихо опустился на пол. Ни стона, ни жалобы более не сорвалось с его губ. Он закрыл глаза, словно погрузившись в мирную дрему, и мать своим смертоносным орудием нанесла еще один удар. Кровь хлынула из ушей отца и потекла по полу. Веки его оставались плотно сомкнутыми. Казалось, отец просто крепко спал. Всхлипывая, мать отступила на несколько шагов и уронила керамическую плиту.
Однако уже в следующее мгновение мать охватили радостное возбуждение и надежда. От слабости она едва держалась на ногах и все же нашла в себе силы переступить через неподвижно лежавшего на ее пути отца и выбежать из ванной. В комнате она с лихорадочной поспешностью вытащила из стенного шкафа свою одежду. Там же нашлась и сумочка — да, конечно, у нее была сумочка. Не тратя времени на то, чтобы обуться, мать босиком помчалась по длинному коридору. Эмалет подбрасывало и качало в разные стороны, и она раскинула руки, стараясь удержать равновесие.
Они с матерью вошли в маленький лифт, который понес их вниз. Ощущение, которое испытала при этом Эмалет, показалось ей на редкость приятным. Вместе с матерью она наконец-то выбралась из тесной комнаты в другой, большой мир. Прислонившись к задней стене лифта, мать торопливо одевалась. При этом она беспрестанно бормотала что-то себе под нос и смахивала со щек непрестанно лившиеся слезы. Натянув через голову красный свитер, мать с трудом втиснулась в юбку, но застегнуть ее не смогла, поэтому ограничилась тем, что одернула пониже свитер.
Эмалет недоуменно гадала, куда они сейчас направятся.
«Мама, что случилось с отцом? Куда мы идем? Мама, ответь, пожалуйста!»
— Отец хотел, чтобы мы ушли. Мы должны уйти. Успокойся и веди себя тихо. Потерпи.
Мать говорила неправду. Эмалет ощущала, как где-то вдалеке отец зовет ее. Шепотом произносит ее имя.
Мать остановилась в дверях лифта. Боль становилась все сильнее и сильнее и не давала ей идти. Эмалет затаила дыхание и сжалась в комочек, стараясь не причинять матери новых страданий. Мир ее становился все более маленьким и неудобным. Мать тяжело вздохнула, прикрыла глаза ладонью и прислонилась к боковому краю дверного проема.
«Только не падай, мама! Не падай, прошу тебя!»
Мать надела туфли и побежала, сумочка, болтавшаяся у нее на плече, ударилась о стеклянную дверь, когда мать выскочила на улицу. Но убежать далеко мать не сумела. Она была чересчур слаба. Слишком отяжелела. Запыхавшись, она остановилась, обхватив руками живот, словно обнимая Эмалет и успокаивая ее.
«Мама, я тебя люблю».
— Я тоже люблю тебя, моя дорогая. Очень люблю. Но я должна добраться до Майкла.
Мать подумала о Майкле, и он сразу встал у нее перед глазами — темноволосый, крупный, с добрым лицом и открытой улыбкой человек, так не похожий на отца. Майкл — это ангел, который нас спасет, сказала мать. Мысль о Майкле позволила матери немного успокоиться, породила в ее душе надежду. Эмалет почувствовала, как радость матери наполняет и ее.
Впервые за всю свою жизнь Эмалет ощутила, что мать счастлива. Воспоминание о Майкле сделало ее счастливой.
Но блаженные мгновения длились недолго. Эмалет снова услышала зов.
«Мама, отец проснулся. Я слышу его. Он зовет меня».
Не ответив, мать двинулась дальше по улице. До Эмалет доносились гудки машин и рев грузовиков. Мать бросилась к огромному грохочущему грузовику, который резко остановился перед ней подобно стене из сверкающей стали. Кабина его напоминала звериную морду с выдающимся вперед носом и жадной пастью.
«Нет, моя дорогая, отец нас не догонит», — мысленно твердила мать.
С отчаянным усилием мать вскарабкалась на высокую ступеньку и открыла дверцу кабины.
— Пожалуйста, возьмите меня! — взмолилась она. — Мне все равно, куда вы едете! Я должна уехать из этого города! — Мать тяжело опустилась на сиденье и захлопнула дверцу. — Во имя Господа Бога, поехали! Я всего лишь одинокая женщина и не сделаю вам ничего плохого.
«Эмалет, где ты?» — раздался вдалеке голос отца.
— Послушайте, леди, вам, похоже, нужно в больницу. Я вижу, вы нездоровы, — заметил водитель, однако нажал на газ.
Мотор заработал, и мир наполнился ревом и рычанием. Мать подбрасывало на сиденье, от тряски и вибрации к горлу подкатывала тошнота. Боль то ненадолго затихала, то возвращалась с новой силой и пронзала ее насквозь. Голова матери безвольно упала на спинку сиденья.
«Эмалет, твоя мать меня ударила», — опять послышался отцовский голос.
«Мама, он зовет нас!»
— Дорогая, если ты меня любишь, не отвечай ему.
— Леди, пожалуй, я отвезу вас в Хьюстон, в Центральную больницу, — подал голос шофер.
«Умоляю, не делайте этого, — хотела ответить мать. — Увезите меня как можно дальше отсюда».
Но она не могла перевести дыхание, язык плохо повиновался, а во рту стоял отвратительный привкус тошноты и чего-то еще — кажется, крови. От боли темнело в глазах. Боль, мучившая мать, пронзала и Эмалет.
Голос отца стал еще более далеким. Эмалет даже не различала слов, лишь понимала, что он зовет.
— Новый Орлеан… — наконец выдавила из себя мать. — Я там живу… Я должна туда вернуться… Там мой дом… Дом Мэйфейров… На углу Первой улицы и Честнат-стрит…