— Как я могу об этом не думать?!
— Однако ничего другого вам не остается. Так или иначе, не в ваших силах что-либо изменить, доктор Ларкин.
Ларк хотел возразить, но не нашел слов. Сказать, в сущности, было нечего. Обернувшись, он увидел, что молодой человек по имени Джеральд предупредительно распахнул дверь, а другой, Карл, нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Да, судя по всему, ему придется внять совету Эрона Лайтнера и отправиться в отель. Иного выхода он не видел.
Вместе со своими провожатыми он направился к лифту, возле которого дежурили двое полицейских в форме. Спутники Л арка прошли мимо них, не проронив ни слова.
Уже в лифте тот, кого звали Джеральд, — на вид ему было не более двадцати лет — вдруг произнес:
— Это я во всем виноват.
— Почему ты так считаешь? — спросил второй, Карл. Худощавый, с жестким и неприветливым лицом, он выглядел несколько старше.
— Я должен был исполнить волю Карлотты и сжечь дом.
— Какой дом? — встрепенулся Ларк.
Ни один из молодых людей не счел нужным ему ответить. Он повторил свой вопрос, но по непроницаемым лицам обоих спутников понял, что мысли их витают далеко, а его они даже не слышат. Больше он не сказал ни слова.
В вестибюле было полным-полно сотрудников службы безопасности, полицейских и еще каких-то официальных лиц. Некоторые из них скользнули по проходившим равнодушными взглядами. У подъезда в холодном свете ртутных ламп Ларк увидел впечатляющих размеров лимузин.
— Есть какие-нибудь известия о Роуан? — вновь попытался он нарушить молчание. — Ее по-прежнему ищут?
Сказав это, Ларк чуть приостановился. Но ответа в очередной раз не последовало. Молодые люди словно опять не расслышали его слов. Л арку пришлось смириться и покорно нырнуть в обитый кожей салон машины. Что ж, по приезде в отель он закажет вишневый пирог. Нигде ему не доводилось пробовать таких вкусных вишневых пирогов, как в «Поншатрен». Что касается обеда, то есть ему совершенно не хочется. Но зато чашечку кофе с цикорием и вишневым пирогом он выпьет с превеликим удовольствием.
— Как только приедем в отель, я закажу себе кофе с вишневым пирогом, — во всеуслышанье сообщил Ларк.
— И правильно сделаете, — наконец откликнулся Джеральд, словно Ларку впервые удалось сказать что-то разумное и достойное ответа.
Ларк усмехнулся про себя. «Интересно, как там Марта? — подумал он. — Есть ли рядом хоть кто-нибудь из близких, чтобы поддержать ее во время похорон Фланагана?»
ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА ДЖУЛИЕНА
Позвольте мне перейти к сути моего рассказа, не останавливаясь на малозначительных подробностях. Сообщу лишь, что блеклый и сонный пейзаж Доннелейта впервые открылся моему взору в 1888 году. «Воспоминания» продолжали меня преследовать, хотя теперь к ним примешивались загадочные картины, приводившие меня в полное недоумение.
К тому времени Мэри-Бет успела вырасти и превратиться в могущественную ведьму. В силе, изобретательности и глубине ума она многократно превосходила Кэтрин. Насколько я мог судить, Маргарита и даже Мари-Клодетт тоже не шли с ней ни в какое сравнение. Мэри-Бет воплощала собой новое, послевоенное поколение, женщины которого наряду с кринолинами отказались от многих предрассудков.
Моя очаровательная дочь оказывала поистине неоценимую помощь в выполнении трех моих основных жизненных задач — в заботе о благоденствии семьи, в приумножении наших богатств и поиске удовольствий и наслаждений. Она стала моим доверенным лицом, так сказать, правой рукой, а самое главное — моим единственным другом.
Что касается возлюбленных как женского, так и мужского пола, то на протяжении всех этих лет их у меня было предостаточно. Дорогая моя супруга, Сюзетта, к которой я неизменно питал привязанность, доступную моей эгоистической натуре, родила четверых детей. Я хотел бы подробнее поведать вам историю своего супружества и любовных приключений, ибо эта часть жизни мужчины с наибольшей полнотой позволяет судить о его личности. В отношении меня, во всяком случае, подобное утверждение абсолютно справедливо.
Однако же времени у меня, увы, немного. Поэтому ограничусь лишь тем, что повторю: несмотря на нежные чувства, которые я питал к жене, детям и возлюбленным, единственным моим другом оставалась Мэри-Бет. Лишь с ней одной разделял я груз знаний о Лэшере и о всех связанных с ним тайнах, обязательствах и опасностях.
В те годы Новый Орлеан был веселым городом, где процветали публичные дома, игорные клубы и прочие злачные места. Любители рискованных развлечений ощущали себя здесь весьма привольно. Я относился к их числу и, стремясь удовлетворить бушевавшие в моей душе страсти, бесстрашно окунался в самую гущу разгула. Нередко во время подобных вылазок меня сопровождала Мэри-Бет, переодетая юношей. Сыновей своих я стремился оградить от пагубных влияний и потому отправил их на восток, в престижные закрытые школы, где им предстояло усвоить все правила и науки, необходимые джентльменам, и подготовиться к вступлению во взрослый мир. Что до Мэри-Бет, то она нуждалась в наставлениях совсем иного рода, и я не видел причин ограничивать ее в постижении темных сторон жизни.
Никогда прежде я не встречал человеческого существа, наделенного умом столь пронзительным и острым, как у Мэри-Бет. Ее суждения обо всех областях бизнеса и политики поражали меня глубиной и точностью. Невозмутимая уравновешенность, проницательность и железная логика никогда ей не изменяли. Она обладала невероятно богатым воображением и не знала, что такое жалость. Но, как я уже сказал, самым главным ее достоинством был поистине выдающийся ум, способный охватить и выстроить в логическом порядке великое множество событий и явлений.
Она с юных лет сумела постичь многое из того, что оставалось недоступным для нашего призрака.
Позвольте мне привести один пример. В начале восьмидесятых годов в Новый Орлеан прибыл музыкант по имени Слепой Генри. То был истинный представитель того типа, которого я назвал бы гением-идиотом. По части игры на фортепиано он не знал себе равных. Ему было подвластно все — Моцарт, Бетховен, Готтшалк. Во всех же остальных сферах жизни Слепой Генри, в полном соответствии со своим прозвищем, проявлял поразительную слепоту, невежество и, не побоюсь этого слова, тупость, граничившую с откровенным идиотизмом.
Когда мы с Мэри-Бет посетили его концерт, она написала на своей программке несколько слов и передала ее мне прямо под носом у призрака, который по своему обыкновению был полностью захвачен музыкой. «Слепой Генри и Лэшер очень схожи по складу ума», — прочел я.