— Непременно, — с готовностью откликнулся он, и в голосе его прозвучали покорность и смирение. — Об одном прошу: уезжайте поскорее из этой проклятой страны, которая кишмя кишит попами. Бегите прочь от итальяшек и их обшарпанных церквей. Мы и так здесь слишком задержались. Отправляйтесь скорее на север. И тогда и я буду вместе с вами, ваш верный слуга, ваш пылкий возлюбленный — ваш Лэшер.
— Хорошо, дух, — ответил я. А потом, стараясь, чтобы слова мои прозвучали как можно более искренне, добавил: — Я люблю тебя, призрак, люблю так же сильно, как ты меня!
К моему великому удивлению, от этих слов у меня самого на глазах выступили слезы.
— Когда-нибудь в кромешной тьме мы познаем друг друга, Джулиен, — пообещал Лэшер. — Когда-нибудь мы оба будем призраками блуждать по комнатам особняка на Первой улице. И тогда мы познаем друг друга. Я должен обрести плоть. Ведьмы непременно помогут мне в этом.
Мысль о том, что мне предстоит стать призраком, ужаснула меня столь сильно, что язык мой присох к гортани. Но не сомневайтесь, Майкл, пророчество Лэшера не сбылось. В том мире, где я ныне пребываю, ни одна душа не разделяет моего одиночества.
Подобные вещи трудно объяснить. Даже сейчас мое представление о том, что происходит, слишком туманно и его трудно выразить в словах. Я знаю, что вы и я — мы оба — здесь, в этом доме. Знаю, что я вижу вас, а вы видите меня. Возможно, это все, что доступно пониманию любых существ, в каких бы сферах они ни пребывали.
Но тогда я не ведал даже этого. Как и все живые существа, я понятия не имел о бесконечном одиночестве, на которое обречены духи, вынужденные скитаться по земле. Точно так же, как и вы сейчас, я обладал плотью. И это ограничивало доступные мне возможности постижения, не позволяя заглянуть за границы бытия. Иными словами, я был недалек и наивен. Зато ныне я в полной мере испытал смятение и тоску, присущую мертвым.
Заверяю вас, что, закончив свой рассказ, я приступлю наконец к выполнению своего великого предназначения. Наказание, которое мне предстоит, имеет свои цели и значение. Рассудок мой бессилен представить вечное пламя. Но я в состоянии постичь вечный смысл бытия.
Итак, выполняя просьбу призрака, мы поспешили покинуть Италию и отправились на север. По пути мы всего лишь на два дня задержались в Париже, а затем пересекли пролив и двинулись в сторону Эдинбурга.
Призрак, казалось, успокоился. Всякий раз, когда я пытался втянуть его в разговор, он ограничивался короткой фразой: «Я помню Сюзанну». Тон, каким он произносил эти слова, был проникнут безнадежностью.
В Эдинбурге произошло одно событие, достойное упоминания. Мэри-Бет в моем присутствии попросила призрака сопровождать ее во время прогулок по городу и быть ее защитником. Она привыкла беспрепятственно разгуливать в моем обществе, переодевшись юношей, и даже в чужой, незнакомой стране не могла отказать себе в удовольствии бывать везде, где захочется. Однако здесь ей пришлось ограничиться лишь компанией невидимого сопровождающего. Короче говоря, она выманила Лэшера из дома, спрятала свои пышные волосы под небольшую бесформенную шапочку, нарядилась в твидовый сюртук и бриджи и, весело посвистывая, отправилась на поиски приключений. Присущая Мэри-Бет размашистая легкая походка еще больше усиливала ее сходство с юношей.
Что до меня, то, будучи предоставлен сам себе, я отправился в Эдинбургский университет, намереваясь узнать, кто из здешних профессоров считается наиболее сведущим в истории здешних мест и к тому же специалистом по интересующей меня эпохе. Вскоре мне удалось отыскать ученого мужа, вполне соответствующего моим требованиям, свести с ним знакомство и соблазнить его выпивкой и денежными посулами. В результате не прошло и нескольких часов, как мы оказались в кабинете моего нового приятеля.
Профессору принадлежал очаровательный небольшой домик в Старом городе. В последнее время многие состоятельные жители Эдинбурга предпочли покинуть этот район, однако профессор по-прежнему хранил верность своему дому, ибо досконально знал его историю. Все комнаты были буквально забиты книгами, стеллажи от пола до потолка стояли даже в узких коридорах и на площадке лестницы.
Новый мой знакомый оказался весьма обаятельным и веселым человеком. Он был невысок ростом, и главными украшениями его персоны служили сверкающая лысина, серебряные очки и белоснежные седые усы — чрезвычайно длинные и пышные, как того требовала тогдашняя мода. По-английски он говорил с сильным шотландским акцентом и был страстно влюблен в историю и фольклор своей родной страны. На стенах его дома висели потемневшие от времени портреты Роберта Бернса, Марии, королевы Шотландской, Роберта Брюса и даже Красавца принца Чарли [40] .
Все это показалось мне довольно занятным. Признаюсь, я не сумел скрыть своего волнения, когда профессор с гордостью подтвердил, что, как справедливо сообщили мне студенты университета, именно он является непревзойденным знатоком древних обычаев и старинного фольклора горных районов Шотландии.
— А известно ли вам что-нибудь о городе под названием Доннелеит? — дрогнувшим голосом осведомился я. — Возможно, я произношу это слово не совсем правильно. Но звучать оно должно примерно так.
— Нет, вы произнесли совершенно верно, — заверил меня профессор. — Но откуда вы знаете о Доннелейте? Сейчас туда поднимаются лишь студенты — из тех, что сходят с ума по старым развалинам. Да еще, может быть, охотники и рыбаки. В этой горной долине полным-полно всякой дичи. Место, должен сказать, на редкость загадочное и красивое, и ради его посещения стоит преодолеть некоторые, скажем так, трудности пути. Разумеется, лишь в том случае, если у вас есть определенная цель. Кстати, о нем ходит множество легенд, столь же душераздирающих, как и об озере Лох-Несс или замке Гламз.
— Не скрою, у меня есть цель. Прошу вас, расскажите мне все, что вам известно об этом городе и о долине, где он расположен, — попросил я, опасаясь, что в любую минуту дух даст мне знать о своем присутствии. Впрочем, можно было не сомневаться, что Мэри-Бет сделает все от нее зависящее, чтобы не позволить ему вмешаться в мои дела. Наверняка, для того чтобы отвлечь Лэшера, она отправилась с ним в какой-нибудь паб, куда приличным женщинам доступ закрыт.